Возле решетчатых закрытых ворот, в кирпичной проходной будке, вроде КПП у воинских частей, путь преградили два подростка в матросской форме с синими повязками дежурных. Один из них – широкоплечий крепыш почти полностью перегораживал узкий проход, другой – щупленький – сидел за деревянным барьерчиком справа у стола с телефоном и амбарной книгой, на картонном переплете которой красиво было написано: «Журнал учета посетителей». Пришлось Славе доставать служебное удостоверение. Сидевший за столиком дежурный внимательно изучил развернутые корочки, затем полистал «Журнал» и юношеским баском строго сказал:
– Извините, товарищ Голубев, для посещения территории клуба «Юнга» на сегодняшний день вашей заявки нет.
Слава улыбнулся:
– Сотрудники уголовного розыска о своем посещении заранее не уведомляют. Мне надо срочно поговорить с Евгением Мартыновичем Миончинским.
Дежурные переглянулись между собой. Широкоплечий подсказал щупленькому:
– Доложи командиру.
Щупленький поднялся из-за стола. Сняв телефонную трубку, набрал двузначный номер, как догадался Слава, внутреннего коммутатора и, видимо, услышав ответ, четким голосом проговорил:
– Товарищ командир, разрешите доложить… К вам на незапланированное рандеву прибыл товарищ Голубев из уголовного розыска… Так точно, документы проверили… Есть пропустить и проводить!..
Провожать Голубева отправился широкоплечий. По бетонной дорожке молча дошли до невысокого кирпичного здания, неподалеку от которого стоял причаленный кормой к берегу большой двухпалубный пассажирский теплоход. По обеим сторонам трехступенчатого крыльца, будто у входа в адмиралтейство, красовались два огромных якоря. Когда вошли в помещение, провожатый показал на лаконичную табличку «Командир» на одной из дверей, лихо козырнул и, четко развернувшись через левое плечо, отправился продолжать дежурство.
Миончинский встретил Голубева настороженно. Располневшей рослой фигурой, облаченной во флотский мундир с золотистыми позументами, и загоревшим нахмуренным лицом он и впрямь походил на заправского адмирала. Сидел «адмирал» за полированным письменным столом в высоком, как трон, кресле с подлокотниками, украшенными резными головами гривастых львов. Слева от кресла на специальной подставке стоял телефонный коммутатор, а стену кабинета за спиной «адмирала» украшал длинный ряд портретов выдающихся российских флотоводцев.
– Строгая у вас дисциплина, – присаживаясь у стола на предложенный стул, сказал Голубев.
– Приучаем салажат к морской службе. Тем, кто пройдет у нас полный курс, открыта дорога в любое Нахимовское училище, – басовито пророкотал Миончинский и сразу спросил: – Чем интересуется уголовный розыск?
– Германом Сухановым, – коротко ответил Слава.
Нахмуренное лицо Миончинского стало совсем мрачным:
– Отличный был кореш, а погиб по-дурацки. Сегодня у нас траурный день, занятия отменены. Всех инструкторов отправил в райцентр на похороны. Материальную помощь родителям Германа с ними передал.
– Сами почему не поехали?
– Сам остался, как говорится, на хозяйстве. Нельзя оставлять пацанов без присмотра.
Ничего нового о Суханове, если не считать незначительных дополнений, подтверждающих уже известное, Голубев от Миончинского не узнал. Подробности гибели Германа Евгению Мартыновичу не были известны и, по его убеждению, разбился Суханов чисто из-за своего ухарства.
– Ну, какой черт дернул его садиться на мотоцикл, когда мог бы с ветерком проехать в надежной «Тойоте»? – будто подтверждая свою мысль, спросил Миончинский.
– Заменить «Тойоту» на мотоцикл у Суханова была причина, – уклончиво сказал Слава. – Беспричинной выглядит месть за его гибель…
Миончинский удивленно уставился на Голубева:
– Кто кому отомстил?
– Кто – под вопросом. А расстреляли из автомата сразу двоих. Президента спортивного фонда «Парус» и его шофера.
– Чешуякова?!
– Вот именно. Знаете его?
– Да кто ж из спортсменов не знает Федора Павловича. Толковый был мужик. Активно поддержал мою инициативу о создании клуба «Юнга». Кредит мне хороший дал. За полтора года я с ним полностью расплатился и перешел на самоокупаемость. Где и когда убили Чешуякова?
– На следующий день после гибели Суханова на том же месте, где разбился Герман. Чтобы подчеркнуть, что это именно месть, оставили записку «Кровь за кровь».
Миончинский, недолго подумав, резко заговорил:
– Расчет на дураков! Некому за Германа мстить. Среди уголовной братвы он авторитетом не был и даже боком не общался с крутыми братками. Подозревать нашу фирму – глупо. Можете наизнанку вывернуть подноготную лично мою и всех моих инструкторов, но никакого криминала не обнаружите.
– Может, у Суханова были какие-то связи, о которых вы не знаете, – сказал Слава.
– Герман был надежен, как адмиралтейский якорь. Иначе мы с ним не сработались бы.
– В финансовых вопросах он вас не подводил?
– На халявные деньги Суханов не зарился. Часто жил в долг, но с должниками всегда расплачивался.
– С вами полностью расплатился? – ловко закинул удочку Голубев.
– За что?
– За превращенный в гармошку «Запорожец» старика Купчика.
Миончинский посмотрел в окно и ответил неохотно:
– Предлагал Герман поделить расход в три тысячи баксов пополам, только я не стал мелочиться. Там полностью была моя вина.
– За гидроцикл «Бомбардье» дороже заплатили? – вновь вставил неожиданный вопрос Слава.
– «Бомбардье» обошелся клубу в семьдесят восемь тысяч рублей.
– Это по официальной справке?
– А по какой еще? – будто удивился Миончинский.
Голубев посмотрел ему в глаза:
– Евгений Мартынович, ни для кого теперь не секрет, что полную стоимость покупки нынче официально не указывают даже откровенные простаки. Какому чудаку охота лишний налог платить?
– Кому неохота, тот пусть не платит.
– Вы и здесь не мелочитесь?
– У нас фирма состоятельная.
– Есть ведь еще и фирма продающая, которая обязана платить налог с продажи.
– Это ее проблема.
– Но, говорят, Чешуяков денег на ветер не бросал.
– Федор Павлович к «Бомбардье» отношения не имел. Торговую сделку я заключал с директором спорткомплекса Хватовым.
– И деньги лично Хватову отдали?
– Нет, через Суханова.
– Наличными?
– Да, такое условие было обговорено в договоре.
– Уверены, что Суханов с Хватовым не погрели на наличке руки?