– Ну, Семен, что же ты молчишь, время идет.
– Сейчас один час сорок две минуты.
Федор автоматически посмотрел на часы за моей спиной.
– Ты заметил, Федя, у меня нет наручных часов и глаз на затылке. Единственный хронометр сзади.
– При чем тут…
– При том! Если к тебе придет человек и представится экстрасенсом, проверить его способности элементарно просто. Спроси его, который час. Определит экстрасенс время, не глядя на часы, – значит, он действительно обладает экстраординарными способностями, а нет…
– Стоп! Семен, кончай молоть чушь! Я хочу, чтобы ты…
– Не ори. И не бойся, время еще есть. Голова у меня болит не потому, что я выпил кофе с ядом. Ведь ты, Федя, подсыпал мне яд в кофе, правда?
Федор окаменел. Вместо лица – гипсовая маска, руки непроизвольно сжались в кулаки.
– Этот яд, с привкусом соли, в дословном переводе с японского называется «укус красной змеи». Он имеет одну характерную особенность – не срабатывает, если предварительно глотнуть стаканчик спирта. В остальном он идеален. Никакая экспертиза не способна выявить «красную змею» в крови трупа. Так-то вот. Перед нашей беседой я принимал душ. На полочке в ванной стоит флакончик спирта, не заметил? Ненавижу прижигать ранки после бритья одеколоном и очень не прочь глотнуть спиртяги после купания в холодной воде…
Федор молчал. Его окаменевшее тело, застывшее мгновение назад, оставалось неподвижно-напряженным.
– Ты должен был запомнить все характеристики «укуса красной змеи», Федор, и должен знать, что «красную змею» нейтрализует алкоголь. Дедушка не мог тебе этого не рассказать.
– Ты… – Федор оплыл как свеча, почти упал в кресло. Безвольные руки, свесившись с подлокотников, мелко дрожали.
– Да, Федор. Я ниндзя. Бред, который ты нес мне сейчас, я, естественно, всерьез не воспринимаю, уж извини. Мог бы сочинить и более правдоподобную историю. Действительность, полагаю, гораздо прозаичнее. Жизнь – штука корявая. Верю, что ты вляпался по самые уши в грязную аферу, возжелав приумножить свои сбережения. В это верю. Но зачем же, Федя, меня убивать, а? Брат, зачем деда покойного впутывать в свои фантастические байки о кланах и конкурентах? Зачем пыжиться и корчить из себя этакого восточного Робин Гуда? Если хочешь знать, я сразу тебя вычислил, как только получил эту проклятую открытку. Но я отказывался верить очевидным фактам. Сочинял бредовые версии, пытался сам себя обмануть…
– Ты не можешь меня понять! У нас с тобой разная кровь!..
Федор сжался в кресле. Он готовился к броску, к бою, к смерти.
– Национальность как костюм, который дан нам при рождении, однажды и навсегда, – спокойно ответил я. – Важно, что под костюмом. Расслабься, Федор! Ни к чему бросаться на меня с кулаками. Я умею не только определять время, не глядя на стрелки часов. Я обладаю еще массой полезных навыков.
Я продолжал говорить, мне нужно было удержать его в кресле еще по крайней мере пару минут. Время бежало быстро.
– Ты мне не соперник, Федор. Ты самоубийца, труп. Я поменял чашечки с кофе, когда ты нагнулся, чтобы поднять упавшую со стола ложечку. Я ведь тоже кое-чего смыслю по части фокусов, братец. Кстати, голова не болит?
Яд, приготовленный по древнему рецепту, начинает действовать постепенно.
Сначала наступает паралич конечностей.
Федор, готовый к атаке, дернулся, будто от укуса настоящей змеи, адреналин в крови сыграл свою роль, ускорил процесс. Руки Федора отказывались слушаться, ноги отнялись. Но говорить он еще мог.
– Про тебя знают! Ты обречен. Завтра же на тебя начнется охота. Сотни охотников обложат тебя флажками и буду травить, как волка!
– Уймись, Федя. Я сумею проскочить под флажками. Дедушка научил меня, как это делается…
Федор захрипел, содрогнулся всем телом. Он хотел еще что-то сказать, но не успел. Федор умер.
Молния сверкнула за окном. В ее отблеске на оконном стекле четко отразился циферблат часов за моей спиной. Ровно два часа ночи. Час Змеи.
Под утро я навсегда покинул эту квартиру и этот дом.
Что же касается теперь уже дважды покойного брата Федора… До поры он останется в им же приобретенной квартире. Скоро сюда нагрянет его команда – пусть поработает как похоронная.
Я не стал вызывать лифт. Спустился по лестнице пешком, размялся. На улице сразу заметил за собой слежку, поднял воротник плаща и быстрым шагом пошел в сторону метро.
Я больше не был Семеном Ступиным. Семен Андреевич умер, погиб в автомобильной катастрофе. Как меня зовут теперь? Еще не знаю, время покажет…
Если бы у меня были наручные часы, они бы показывали 5.32. Часов у меня не было. Ни наручных, ни карманных. Однако я знал, что сейчас 5.32, ни минутой больше или меньше.
Дед стоял на краю обрыва, широко расставив ноги. Его руки обманчиво нелепо разведены в стороны, кисти расслаблены, пальцы растопырены. Хара-но-камаэ, «позиция воздуха». Стойка ожидания, так похожая на положение футбольного вратаря, застывшего в ожидании удара форварда. Тщедушное тело старого японца было абсолютно неподвижно, бусинки глаз смотрели сквозь меня, уголки губ чуть заметно улыбались.
Осторожно ступая босыми ногами по нескошенной высокой траве, я приблизился на несколько шагов и замер в положении дзюмондзи, «позиции огня». Дед никак не отреагировал на мое перемещение, ни взглядом, ни жестом. Казалось, ему вообще на меня наплевать. Стоит себе и слушает журчание ручейка за спиной, маленьким водопадиком падающего с пятиметровой высоты в прозрачные воды безымянной сибирской речушки.
Боковым зрением я заметил справа от себя на земле толстую, длинную сучковатую палку. Стараясь не выдать своих намерений, плавно шагнул в сторону, поближе к палке-дубине, сделал руками серию замысловатых пассов, согнул колени и подхватил палку с земли. Тяжелая, килограммов восемь-десять, на конце маленькая рогулька – отличное оружие.
Ощущение холодного, чуть скользкого от утренней росы дерева придавало уверенность. Я выпрямился, крутанул палку над головой и приблизился к старичку японцу на несколько шагов.
В воздухе блеснула сталь. Когда он успел достать сюрикэн? Металлический восьмигранник летел прямо мне в лицо, точно в глаз. Спасли инстинкты. Не природные, а благоприобретенные годами тренировок. Нормальная реакция – отклониться, уйти в сторону от летящего в лицо предмета, но я-то знаю – за первым сюрикэном последует второй, потом третий и один из девяти обязательно достигнет цели, а цель – это я.
Падаю на колени, кувырок вперед. Деревянная рогулька глубоко вонзается в рыхлую землю. Использую палку как рычаг, точно так же, как прыгун с шестом использует свой спортивный снаряд. И вот только что я был на земле, а через мгновение уже в воздухе. Двойное сальто, и я за спиной у деда, на самом краешке обрыва. Под пятками проседает песок, пальцы ног в пустоте.