За стеклом машины совсем стемнело. В ярком свете фонарей мелькали улицы родного Лешке Митрохину уголка Москвы. Ага! Вон тот садик я, кажется, помню. Точно! А вот и школьное здание, куда Леха много лет назад водил меня посмотреть тренировку под руководством тогда еще вполне штатского Витьки Верховского.
«Форд» повернул, еще повернул, мы проехали мимо двухэтажного казенного здания, подле которого стояло несколько милицейских «Луноходов».
– Братан, ты назови конкретный адрес, куда рулить, – попросил Лысый. – А так по твоему району, на глазок, до утра будем кататься.
– Не будем. Тормози, – распорядился я, когда «Форд» отъехал примерно с километр от подмеченного мною отделения милиции. Не иначе того самого, куда я так стремился.
– Не доверяешь, – обиженно вздохнул Лысый, останавливая машину.
– На хер тебе мои заморочки, братан?
– Че? И тут у тебя напряги?
– Не то чтоб напряги, а так, заморочки.
– Я думал, у тебя только с подмосковными мусорами напряженка.
– Много думать вредно. Прощевай, братишка.
– Денег дать? – Лысый полуобернулся в водительском кресле.
– Спасибо, братила, не откажусь.
Лысый достал из бардачка сотенную американскую денежку.
– Держи. Как звать-то тебя хоть скажешь?
– Билли Клинтон.
– А че? Похож! Гы-гы-гы, – заржал Лысый. – Давай, что ли, Блин Клинтон, поручкаемся напоследок. Ты смотри, как с нашим Борькой будешь на высшем уровне встречаться, много ему не наливай, лады?
– Лады! – Я не смог сдержать улыбки, пожимая руку лысому бандиту. Не таким уж кретином был Лысый, как казался с первого взгляда. А что до оборотов его речи, так и в разговоре с академиком можно услышать словечки-паразиты, правда, из иных сфер языковой культуры.
Дождавшись, пока «Форд» скроется за поворотом, я не спеша пошел в сторону отделения милиции. Сначала хотел попетлять по дворам, присмотреться, а вдруг все же подчиненные человека со шрамом устроили засаду. Подслушивать разговоры в камере они, как я уже сделал вывод, не стали, однако допрос сокамерников на предмет «куда побежал Станислав Сергеевич?» вполне вероятен. Ну и что? Неужто Леха или Толик расколются, расскажут о цели и конечной точке побега? Нет, конечно! От того, доберусь я до капитана Верховского или нет, зависит сейчас жизнь и Толика, и Лехи. А возможно, жизни их близких. Ребята будут молчать. Сто процентов. Если и устроили где засаду, так скорее всего возле моего дома, возле гаража с моей старухой «Победой», но только не рядом с тем казенным домиком, который уже виднеется впереди по курсу.
Я шел и уговаривал себя идти побыстрее. А по левую руку все тянулся и тянулся длиннющий девятиэтажный многоквартирный домина. Жилая громадина манила прямоугольными проемами-туннелями в своем каменном чреве, соблазняла свернуть во двор. Густая сирень на газоне у дома-гиганта провоцировала уподобиться Тарзану, нырнуть в гущу зеленых веток и затаиться, присмотреться, как отреагируют редкие прохожие на мое внезапное исчезновение с освещенного фонарями асфальта. (Решат, что я уединился пописать – вот и вся реакция прохожих!) Короче говоря, очень хотелось как-нибудь подстраховаться, как это делают шпионы-диверсанты в кино, и одновременно все стандартно-киношные подстраховки казались смешными и нелепыми. Служки человека со шрамом настолько обычно выглядят, что во-он те два мужика впереди, запоздалые встречные прохожие, вполне сойдут за наймитов современного Монте-Кристо, хотя скорее всего мужики просто спешат домой после тяжелого выходного дня, ишь как их мотает в разные стороны, перебрали, бедолаги.
До отделения милиции осталось пройти всего ничего, метров сорок. Я наблюдал за бредущими навстречу прохожими под мухой и дивился, как мужики в таком состоянии не боятся шастать возле ментуры, когда вдруг, неожиданно зашуршали кусты сирени сбоку и немного сзади. Только что я прошел мимо этого сиреневого куста, нависшего над пешеходной дорожкой, и все было тихо, ни шороха. Значит, тот, кто прятался в гуще зеленых листьев, сидел практически не дыша.
Я резко обернулся, автоматически занимая оборонительную позицию, готовый убить любого, кто попробует мне помешать пройти последние сорок метров до моей цели. Я не анализировал, каким образом человек со шрамом все-таки узнал, где нужно устраивать засаду, но я знал, что это засада. Знал, и все тут! Злость на себя, размякшего идиота, злость на мракобеса, новоявленного героя из книжки Дюма, злость на весь мир, жестокий и несправедливый, захлестнула меня штормовой волной, заставив кулаки сжаться до боли в суставах. Волной-цунами хлынул в вены адреналин. Мышцы упруго напряглись. Голова прояснилась, исчезли посторонние мысли. Все мысли исчезли. Я превратился в бойца, для которого существует лишь один исход схватки – смерть. Своя смерть или смерть противника... Я слишком переоценил себя! Чересчур! Лучше бы я побежал к отделению милиции! Лучше бы я заорал: «Помогите!..»
Из зелени листьев сирени на асфальт пешеходной дорожки выпрыгнул китаец, Мастер стиля Журавля. Одет он был вполне цивильно и неприметно. Синие джинсы, темная футболка, легкие кроссовки. На голове шапочка-бейсболка. Не знаешь, что он китаец, запросто перепутаешь узкоглазого с казахом или еще с кем из Средней Азии. Но я его ни с кем не перепутал. Я сразу, в первую же секунду, узнал своего потенциального убийцу и атаковал прежде, чем кроссовки противника коснулись асфальта.
Махнул ногой, подцепил китайца под коленку, он потерял равновесие. Китаец обязан был по всем законам (и всемирного тяготения, и физиологии) свалиться на спину, но на то он и Мастер, чтобы нарушать все законы. Неимоверно быстро, непостижимо как, китаец крутанулся в воздухе, выполнил заднее сальто, будто находился в невесомости, и оказался на ногах в двух шагах от меня. В воздухе мелькнула открытая ладонь Мастера. Странно, что я успел ее заметить, и ничего странного в том, что я никак не успел среагировать. Разве можно увернуться от молнии? Ладонь ударила в грудь, вышибив из меня дух. Я должен был задохнуться, но, прежде чем ощутил невозможность сделать вдох-выдох, вторая ладонь китайца коснулась подбородка.
Синхронно с ударом раздался гортанный крик рассерженного журавля. Никогда мне не верилось в байки о легком, почти неосязаемом касании Мастера, после которого мгновенно теряешь сознание. Выходит, напрасно не верилось. Ладонь китайца прикоснулась к подбородку на грани осязания. Словно крыло бабочки погладило щетину под нижней губой, и сразу в глазах потемнело, будто некто выключил свет. Свет в значении жизнь, мироздание, бытие.
Если бы я при первом же шорохе кустов сирени бросился бежать, быть может, еще и удалось бы реализовать тот единственный смехотворно малый шанс на спасение. И то вряд ли... А все же шанс был, пусть и пустячный, минимальный, но шанс, которым я не воспользовался, безвозвратно потерянный шанс на победу, свободу, отмщение. Теперь же потерян и он – подарок судьбы, крохотный шансик выжить, единственное «да» среди тысячи «нет». Один шанс из тысячи.
Мир вокруг перестал существовать, как показалось, всего на одну-единственную секунду, и свет снова вернулся. Но не так быстро, как угас, а тягуче-медленно, словно тот же неведомый некто (Или никто? Или Создатель?) плавно перемещал ручку реостата.