Спасение это – Явиза – располагалось вдоль красноватой дороги, превратившейся в поток грязи. Тысяча шестьсот душ ютились в этом местечке, жилища которого были построены из древесины и оцинкованного железа, но ни одна живая душа не вышла встретить Михаэля и его товарищей по несчастью.
Повстанцы исчезли. Им было куда податься. Михаэль направился к церкви – единственному зданию, способному сопротивляться стихии. Он испытывал настоятельную потребность быть ближе к Богу. Он устремился под прикрытие портика, смешал святую воду с водой неба на своем лбу, груди и плечах, и тотчас же обрел спокойствие невзирая на грохот громовых ударов, сотрясавших здание.
Христос ожидал его, крестообразно раскинув руки. Вспышки временами освещали его изможденное лицо. Благодаря стробоскопическому эффекту он казался живым. Михаэль был этим поражен. Он адресовал ему первую из своих двадцати молитв, перебирая четки с эбеновыми бусинами. Это была единственная вещь, которая связывала его с прошлым.
В нефе он был один. Он стал вслух читать «Отче наш». Буря вторила ему, и он представил, что настал день Страшного суда, Апокалипсис. Пережить это событие было бы наивысшим благом – после Суда Господнего он бы увиделся с родными… Но ничего подобного не произошло. Пришел местный священник, не испытывавший к нему ни капли сочувствия.
– Сегодня Господь далеко, – сказал он Михаэлю.
– Господь в моем сердце. Всегда.
– И дьявол – в крови, питающей это сердце, – иронично подхватил священник, отворачивая от Христа свое темное исхудавшее лицо.
Душу отца Альфонсо Луппо разъедала кислота зависти и горечи. Двадцать лет назад его перевели в этот Богом забытый приход, когда одна девчонка в Сан-Карлосе от него забеременела. Епархия о нем забыла. Он гнил в джунглях, с тоской вспоминая о пляжах Эль-Палмар и Рио Map, где красотки подставляли свои тела солнцу.
Между ними давно возникла неприязнь. Хотя поначалу они симпатизировали друг другу – оба интересовались историей Церкви и любили природу. Михаэль придумал себе легенду: он вдовец и уехал из Англии, чтобы забыться в девственных лесах Дариена. Их отношения стали мало-помалу портиться, когда Михаэль решил не исповедоваться больше этому священнику, чьи идеи казались ему опасными. Вопрос необходимости прогресса в области этической теологии Луппо решал на свой манер, и это весьма впечатляло: собирал все прогрессивные религиозные труды, включая те, что вышли из-под пера Бенедикта XVI, и бросал их в огонь. Единственным средством добиться от духовенства бескорыстного служения, а от общества – неукоснительного следования морали, он полагал старые добрые рецепты святой инквизиции. Благо, в лесах Дариена было достаточно древесины, чтобы сжечь всех нечестивых индейцев, которые не исполняли десять заповедей и не соблюдали евангельские правила. Он хорошо знал своих овечек, которые регулярно приходили к нему на исповедь.
Когда речь заходила о постыдных вещах, отец Луппо вел себя, как средневековый священник. Он кропотливо копался в грязи порока и плотских инстинктов, применял замысловатые уловки, чтобы выяснить, насколько глубоко погряз в грехах кающийся. Откровения одновременно и очерняли и возбуждали его. Он виртуозно добивался того, чтобы кровь прилила к щекам прихожанина, преклонившего колени в исповедальне, особенно если это была прихожанка, да к тому же молодая женщина.
Для Михаэля методы, бывшие в ходу у отца Луппо, не были чем-то новым. Они походили на методы, применяемые священниками «Opus Dei» и «Легиона».
«Если кающийся рассказывает о том, что его посещали нескромные мысли, или же он испытывал плотское наслаждение, исповедник спросит у него, не совершил ли он, понукаемый этими мыслями или наслаждением, какое-нибудь постыдное деяние. Если тот ответит, что да, совершил, исповедник спросит, какое это было деяние, а также как и с кем он это совершил».
Михаэлю запомнились допросы Луппо. В первый раз он старался отвечать на все вопросы и в конце концов ему пришлось рассказать о своей связи с молодой индианкой.
«Сын мой, не посещали ли тебя случайно нескромные мысли, подвергающие опасности твое целомудрие?
И давно ли они тебя посещают?
Получал ли ты удовольствие от этих мыслей, охотно ли им предавался?
О чем именно ты думал?
Не посещало ли тебя недостойное желание предаться с другим человеком неким совместным действиям?
Этот человек женщина?
Замужняя?
Имеет детей?
Встречался ли ты с этой женщиной, говорил ли с ней?
Сопровождались ли твои помыслы взглядами, движениями или хотя бы легкими прикосновениями?
Привело ли это к какому-нибудь существенному результату?
Каков был этот результат?»
Этот грязный инквизитор со сладким отеческим голосом всегда добивался своей цели.
– Когда облегчишь ты свою душу от грехов? – спросил он у Михаэля.
– Я не согрешил.
– Даже с этой молодой индианкой, которая служит тебе, как рабыня?
– Я хорошо отношусь ко всем индейцам, без исключения, и с некоторых пор не считаю акты плотской любви нарушением шестой заповеди. Вы без труда найдете души, которые больше меня нуждаются в облегчении. Отряд ФАРК пришел сегодня в деревню за продовольствием. А теперь дайте мне спокойно помолиться.
Священник помрачнел. За ударом молнии последовал такой раскат грома, что святые содрогнулись на своих постаментах.
Приближался Сатана.
Сатана уже поджидал его, но старик не знал об этом. Дети, повинуясь родительской воле, склонились, чтобы поцеловать руку, которую им протянул глава «Легиона Христа». Его улыбка открыла испорченные зубы, подчеркнула морщины на лице.
Марсиаль Масиэль с удовольствием взялся бы за обучение этих детей. Но обучал бы на свой лад. Особенно он был бы рад общению с маленькими мальчиками. Он знал, какая нежная у них кожа… Люди семьями приезжали издалека, чтобы выразить ему свое почтение. Эти несколько прибыли из Сальвадора. Вначале они совершили паломничество в Ватикан, а потом приехали навестить его в этом доме, скрытом от нескромных взглядов в красивом городишке Фьезола. Старшие члены семьи входили в чрезвычайно активную группу легионеров, собиравшую средства для борьбы, которую вели во всем мире солдаты Христа.
– Мы с вами, – сказал один из мужчин.
– Мы не позволим журналистам, коммунистам и иезуитам порочить вас за то, чего вы не совершали, – добавил другой отец семейства.
Марсиаль сделал неопределенный жест, выразив свою досаду. Он знал, что его преследуют, что собирают информацию, которую можно будет использовать для выдвижения обвинения. Но с того самого дня, как Иоанн Павел II взял его под свою защиту, ему было на кого опереться в лоне церкви. Хотя справедливости ради следовало отметить, что Бенедикт XVI, в отличие от своего предшественника, вниманием его не баловал. Новый папа держал его на некотором расстоянии от своего правительства. Марсиалю было предписано поселиться в сердце итальянской провинции, вдали от командных центров «Легиона».