– Он еще молод. – Мой муж снова замолчал. – У меня нет такого оправдания.
– Меня не касается, какую жизнь вы вели до меня, – сказала я и сама порадовалась кротости собственных слов.
– Как мило ты это сказала. – Тут он улыбнулся.
Да, подумала я. Женщинам он наверняка нравится. Ведь, несмотря на свою привлекательность, он не домогается их. А вспомнив о том, как иных мужчин одолевает беспрестанная похоть, я поняла, что в такой манере обращения есть тонкий соблазн.
Мы замолчали. Наверное, оба поняли, что уже пора. Он был так вежлив и обходителен, что мне вдруг захотелось, чтобы он дотронулся до меня. Хоть мимолетно: пускай бы наши руки или рукава слегка соприкоснулись над пергаментом. Конечно, я предпочла бы, чтобы он был чище, однако нуждалась сейчас в его опыте. Я зевнула.
– Ты утомилась? – немедленно спросил он.
– Немного. День был такой долгий.
– Тогда мы отправимся почивать. Я позову твою невольницу. Как ее зовут?
– Эрила.
– Эрила. Она поможет тебе подготовиться.
Я лишь кивнула: у меня перехватило горло. Я отошла в сторону, устремив взгляд на рисунки, а он позвонил в колокольчик. Меня все еще обступали нагие тела, корчившиеся в адских муках и неистовых воспоминаниях о наслаждении. Что ж, этот мужчина искушен в наготе. У меня как у его жены есть преимущество – его возраст и опыт. Не так уж все и плохо.
Вначале Эрила сняла с меня туфли, вытащила из-под стельки золотой флорин, который засунула туда моя мать – чтобы брачный союз принес мне богатство и потомство. Зажав его в ладони, я почувствовала, что вот-вот расплачусь – до того мучительным было пробужденное этой монеткой воспоминание об утраченном доме. Затем она расшнуровала мне платье, и я высвободилась из него, потом из нижней сорочки и теперь стояла перед ней нагая. Моя рубашка, сшитая специально для первой брачной ночи, уже лежала на кровати. В комнате было холодно, и я вся покрылась пупырышками, напомнив самой себе ощипанную куриную тушку. Эрила стояла, держа наготове сорочку, и разглядывала меня. Она одевала меня с самого детства, из года в год наблюдая происходящие во мне перемены. И теперь мы обе дивились, откуда вдруг взялись эти пышные бедра и кустистая поросль внизу живота.
– О, моя госпожа, – сказала она нарочито шутливым тоном, – вы только поглядите на себя – будто спелый, персик.
Я невольно рассмеялась:
– Да скорее просто толстуха. Раздулась, как полный пузырь.
– Нет, это полнота, которая прибывает и убывает вместе с луной. Но вам это идет. Вы созрели.
– Ой, только ты не заводи эту песню. Я уже от Томмазо этого наслушалась. Нового во мне только то, что теперь я стала кровоточить, как заколотая свинья. Вот и все – в остальном я точно такая же, как раньше.
Эрила улыбнулась:
– Не такая же. Уж поверьте мне.
В который раз я пожалела, отчего она мне не мать. Тогда я могла бы у нее спросить обо всем, чего не знала, и что еще могло бы спасти мою жизнь или, по крайней мере, уберечь мое достоинство в течение ближайших часов. Но было слишком поздно. Я схватила сорочку и натянула ее через голову. Шелковый подол скользнул до самого пола, ласково коснувшись моих обнаженных бедер и ног, – эдакое напоминание об отцовских барышах. В таком наряде я выглядела почти изящной.
Я села, и Эрила занялась моими волосами. Густые и непослушные, они тяжело рассыпались по моей спине, стоило вынуть несколько шпилек.
– Как поток черной лавы, – сказала Эрила, начиная расчесывать и распутывать их.
– Скорее целое поле сварливых ворон, – возразила я. Она передернула плечами:
– На моей родине этот цвет считается красивым.
– Ну, тогда, может быть, мне стоит отправиться в те края? Или… постой-ка, я придумала кое-что получше. – Я поймала в зеркале ее взгляд. – Почему бы тебе не заменить меня сегодня ночью? И правда. Здорово я придумала! Все равно будет темно, и он не заметит разницы. Мы же с ним и двадцатью словами не обменялись. Ну, прекрати смеяться. Я всерьез. Ты почти такая же толстуха, как я. Все пройдет удачно – если только он не вздумает с тобой по-гречески заговорить.
Ее заразительный смех всегда был для меня отрадой, и некоторое время мы обе не в силах были остановиться. Что подумает мой муж, если услышит нас? Я вдохнула поглубже, задержала дыхание и прикрыла глаза. А когда раскрыла их снова, то увидела улыбку Эрилы.
– Тебе не кажется, что я слишком молода для этого, Эрила? – спросила я с тревогой.
– Вы достаточно взрослая.
– А с тобой когда это случилось? Она поджала губы.
– Не помню.
– Правда?
– Нет. – Она немного помолчала. – Конечно помню. Я вздохнула:
– Ну, подскажи мне хоть что-нибудь. Пожалуйста. Скажи мне, что я должна делать.
– Ничего! Если ты станешь что-нибудь делать, он решит, что ты уже проделывала это раньше, и попросит расторгнуть брачный контракт.
И мы снова расхохотались.
Она еще немного похлопотала, прибирая в комнате, а затем с затаенной улыбкой взяла мое свадебное платье и быстрым движением приложила к себе перед зеркалом. На ней оно смотрелось бы лучше, чем на мне. Когда она получит свободу или мужа (неясно, что случится раньше), я подарю ей что-нибудь похожее – какой-нибудь пышный наряд, который будет чудесно сочетаться с ее бархатистой кожей и гривой курчавых волос. И да поможет Бог ее мужу.
– А что ты мне однажды говорила? Перед свадьбой Плаутиллы… Что это не так больно, как когда зуб вырывают, зато потом бывает порой так же сладко…
– …как от звуков верхней струны, трепещущей на лютне. Я рассмеялась:
– Какой же поэт это сказал?
– Вот этот. – И она показала себе между ног.
– А как тебе сравнение… с первым куском сочной дыни?
– Что?!
– Это мой брат Томмазо так говорил. Она поморщилась.
– Ваш брат ничего в этом не смыслит, – произнесла она уже более сурово.
– Ну, в таком случае изо всех сил притворяется, что смыслит.
Но Эрилу уже покинуло игривое настроение.
– Ну, довольно дурачиться, – сказала она, оправив на мне сорочку и напоследок пригладив волосы. – Вас уже ждет муж.
– А ты где будешь ночевать? – спросила я, снова впав в беспокойство.
– Внизу, с другими невольниками. А там, скажу вам, сыро и холодно – не то что в палаццо вашего отца. Так что этой ночью не вы одна будете искать, как бы согреться в новом доме. – Но тут она снова сжалилась надо мной. – Да все будет хорошо, – заверила она меня и потрепала по щеке. – Не бойтесь! Умные женщины от этого не умирают. Запомните!