— Славный человек, — откликнулся Гонорий, подумав, что вскоре надо будет подыскать аббату доходное епископство, чтобы отблагодарить его и гарантировать молчание и вечную признательность.
Конечно, тот ради приличия примется возражать, уверяя, что единственное, о чем он заботился, так это о защите Церкви. Комедия, которая никого не введет в заблуждение. Действительно, вознаграждение. Ведь этот славный аббат предоставил Бенедетти то, что он искал на протяжении многих лет: способ добраться до открытий монаха-математика.
— ...От старости пальцы брата Лиудгера деформировались. Он с трудом мог надевать сандалии, а уж держать перо... Иными словами, он не мог быть редактором вздора, которым усеяны страницы манускрипта.
— Значит, за него писал кто-то другой? — сладким голосом спросил Гонорий.
— О да. Судя по словам отца Элигия, наш мерзкий монах стал очень подозрительным, особенно после уговоров и настойчивых требований немедленно прекратить молоть чепуху. Он мог довериться только надежному человеку, достаточно поднаторевшему в искусстве математики. Иначе при переписывании в текст могли вкрасться ошибки.
— Знаем ли мы, кто был этим наперсником?
— Косвенно, ваше святейшество. Через несколько дней после несчастья, случившегося с братом Лиудгером, из монастыря исчез молодой бенедиктинец. Он недавно стал послушником, а его духовным наставником был не кто иной, как наш полоумный астроном. Я не удивлюсь, если станет известно, что именно он украл манускрипт в надежде продать его.
«Милый Бартоломео, — подумал Гонорий. — Ты ошибаешься. Это мы украли труд после убийства его автора. Что касается послушника, он просто испугался, что свидетельствует не только о его учености, но и о благоразумии».
— И как зовут этого молодого бенедиктинца?
— Сульпиций де Брабеф. Он как сквозь землю провалился.
— Ну что ж, мы найдем его. Так надо. И как можно быстрее.
— Ваше святейшество, неужели вы думаете, что он в точности запомнил множество расчетов, записанных им под диктовку, пусть даже он прекрасно разбирается в искусстве математики?
— Конечно, нет. К тому же бумага стоит дорого, а монастыри на всем экономят. Обычно переписчики используют чистые полоски, оторванные от краев писем или других текстов, чтобы сократить количество ошибок, которые могли бы испортить страницу. К тому же, как вы знаете, подчистка буквы или фразы может перечеркнуть несколько часов работы. Я склонен думать, что оба сообщника занимались своим делом тайно и поэтому были ограничены во времени. Иными словами, я не удивлюсь, узнав о существовании черновика произведения. Если бы я был на месте Сульпиция де Брабефа, я постарался бы забрать его с собой.
— И как же я смогу его найти?
— Вам помогут. Мы должны действовать быстро. Очень быстро. Вам следует объехать все соседние монастыри от моего имени. Не появился ли там молодой священник или послушник вскоре после исчезновения Сульпиция? Впрочем, я сомневаюсь в том, что он спрятался в монастыре. Возможно, он затаился в миру1 под вымышленным именем. Я не знаю, Бартоломео, — раздраженно бросил камерленго, — у этого Брабефа должна быть семья, старые связи, поскольку он был совсем молод, когда произошли все эти события. Возможно, он попросил у них помощи.
— Я буду искать его денно и нощно, монсеньор.
— Без колебаний напоминайте упрямцам о нашем недовольстве. И ласково обещайте, что мы будем молиться и простим прошлые ошибки всем, кто поможет нам. Люди, которые боятся неудобств на том свете, часто становятся покорными на этом.
Од де Нейра поднесла к носу тоненький квадратик линона1, надушенный розовой эссенцией. К отверстию в крыше, сделанной из хвороста и соломы, поднимался от очага, устроенного прямо на утоптанной земле, черный дымок. Черная курица с перерезанным горлом, подвешенная за лапы над огнем, перестала трепыхаться. Капли крови стекали на горящие головни и с шипением испарялись. Вокруг огня суетилась ведьма, порой подбрасывая щепотку порошка, тут же загоравшегося зеленоватым пламенем. Она что-то бормотала, не переводя дыхания.
Постепенно Од де Нейра охватывало беспокойство. Она боролась с настойчивым желанием выйти из лачуги, чтобы глотнуть немного свежего воздуха. Сосредоточившись, ведьма вытащила из котелка горсть отвратительных внутренностей и бросила их в огонь. От едкого запаха, распространявшегося среди закопченных стен, к горлу Од де Нейра подступила тошнота.
Мадам де Нейра, душевный друг камерленго Бенедетти, его признательная должница, наконец, сообщница, удивлялась той настойчивости, с которой Гонорий советовал ей обратиться к этой ведьме. Неужели он действительно верит в могущество темных сил, он, который до сих пор прибегал к помощи только отравительниц, в том числе и к помощи Од де Нейра?
Из темного уголка лачуги послышался легкий вздох. Од повернула голову и, прищурившись, увидела маленькую девочку, сидевшую на земле с поджатыми ногами. Эта очаровательная девчушка встретила ее на пороге глубоким реверансом. Затем она стремглав убежала в темный угол, чтобы скрыться с глаз. Удивительный контраст между ведьмой, ее высохшим телом, длинными черными ногтями, толстыми и кривыми, как собачьи когти, грязными, редкими спутанными волосами, напоминавшими жалкую гриву, пропитанную салом и жиром, и этим белокурым ангелочком со светлыми, как прозрачная вода, глазами заинтриговал мадам де Нейра. По правде говоря, эта девчушка вполне могла бы сойти за ее собственную дочь, но уж никак не за отпрыска ведьмы. Неужели она была из тех детей, которых нищие родители оставляют умирать в лесу? Или одним из тех милых ангелочков, украденных из колыбели, которых затем учат просить милостыню у покупателей в базарные дни или у кумушек, судачащих на паперти? Но Од де Нейра быстро переключила все свое внимание на женщину, которой могло быть как тридцать, так и сто лет, и забыла про девчушку.
Еще один еле слышный вздох. Од махнула рукой в темноту. Потом раздался шелест. Девочка робко подошла к Од. С беспокойством взглянув на спину женщины, что-то шептавшей огню, она скривилась от отвращения. Од нашла восхитительным сморщенный носик и улыбнулась, знаком подзывая девочку к себе. Од протянула ей свой надушенный платок. Девочка спрятала в нем свой хорошенький носик и от удовольствия закрыла глаза. Восхищение, которое Од прочитала в ее взгляде, принесло мадам де Нейра небольшое облегчение. Она даже на несколько секунд забыла об отвратительном запахе. Од показала рукой на пол рядом с колченогим табуретом, на котором сидела. Девочка поспешила удобно устроиться.
— Как дела? — неожиданно спросила мадам де Нейра с ноткой раздражения в голосе.
— О да... Я почти закончила, — ответила ведьма игривым тоном.
— Вы уверены в могуществе вашего... искусства, за которое я очень дорого плачу?
Ведьма резко повернулась и застыла от изумления, увидев девчушку, сидевшую у ног прекрасного создания, которое час назад вошло в ее зловонное жилище. Густые белокурые волосы окружали совершенный овал лица. Огромные изумрудные глаза, похожие на озера, вытянутые к вискам, смотрели на ведьму без малейшего страха. Напротив, в них читалось легкое презрение. Настроение ведьмы испортилось. Что она о себе возомнила, эта прекрасная донзела? [50] Что весь мир припадет к ее стопам? Но в таком случае это доказывало, что она не знает всю силу власти той, которую ей рекомендовали. Той, которую все боялись. Женщина прошипела: