— Времени на это не потребуется. Я его убил.
— Кого вы убили?
— Мальчика. Не спрашивайте почему.
И он снова опустил голову, но в наступившей тишине взглянул на Хоксмура, словно умоляя, чтобы тот заставил его продолжать, заставил сказать еще что-нибудь. Он сидел, сгорбившись, наклонившись вперед, потирая руки о колени, и в это мгновение Хоксмуру открылись мысли этого человека: ему представился рой мошкары, запертый в пустой комнате, дергающийся то в одну сторону, то в другую, безуспешно пытаясь вырваться.
— Но я все-таки хочу спросить вас: почему? — мягко произнес он. — Мне надо знать, почему, Брайан.
Он никак не прореагировал на то, что Хоксмуру известно его имя.
— А что я могу поделать? Как есть, так и есть. Ничего не поделаешь. Как есть, так и есть.
Хоксмур изучал его: увидел, что его пальцы, сжатые в кулаки, пожелтели от никотина; увидел, что его одежда ему мала; увидел сонную артерию, пульсирующую на шее, и подавил желание ее коснуться. Потом спросил без тени интереса:
— И как же вы обычно действуете в подобных случаях, когда появляется такая возможность?
— Просто ловлю их, убиваю, и все. Так надо.
— Так надо? Довольно категоричное утверждение, не находите?
— Не знаю, почему. Вам виднее…
Он собирался было что-то добавить, но тут впервые заметил, что за спиной у него стоит Уолтер, и осекся.
— Продолжайте, Брайан. Может, вам воды принести? — Хоксмур резким жестом велел Уолтеру выйти. — Продолжайте, я слушаю. Тут никого нет, только мы вдвоем.
Но момент был упущен.
— Это вам решать, что дальше делать. — Молодой человек сосредоточил взгляд на небольшой трещине на полу. — Я вам сообщил, а уж дальше это не моя ответственность.
— Ничего нового вы мне не сообщили.
— Значит, вы и так все знаете.
Это явно не был убийца, которого разыскивал Хоксмур; обычная история — сознавались, как правило, те, кто ни в чем не виновен. В ходе множества расследований Хоксмуру попадались такие, что обвиняли себя в преступлениях, ими не совершенных, и требовали, чтобы их забрали, пока они не причинили нового вреда. Подобные люди были ему знакомы, он узнавал их сразу же, хотя выдавали их, пожалуй, лишь легкое подергивание глаза или неловкий шаг, каким они перемещались по миру. Обитали они в комнатках, куда Хоксмура порой вызывали: комнатки, где стоят кровать и стул, и больше ничего, комнатки, где закрывают дверь и начинают разговаривать вслух, комнатки, где сидят целыми вечерами и ждут ночи, комнатки, где пристально смотрят на свою жизнь в приступах слепой паники, а за ней — ярости. И порой, встречая таких людей, Хоксмур думал: вот что меня ждет, я стану как они, потому что заслуживаю этого — быть как они; сейчас мне в этом мешает лишь незначительное стечение обстоятельств. Он заметил, что щека молодого человека быстро дергается, и этот нервный тик напомнил ему угольки, которые то затухают, то снова вспыхивают, когда на них подуешь.
— Но ведь вы мне ничего не сообщили, — услышал он собственный голос. — Я хочу, чтобы вы рассказали мне, что произошло.
— Как же я могу сознаться, если вы мне не верите?
— Нет, я вам верю. Продолжайте. Давайте-давайте. Что же вы остановились?
— Я шел за ним следом, пока не убедился, что он один. Это было рядом с той улицей, в общем, которая в газете. Он знал, что я за ним пришел, только что он мог сказать? Просто посмотрел на меня, и все. Кто ему вообще дал право жить? Я бы ничего не имел против такой смерти, если бы кто-нибудь взял и вот так, сразу — понимаете, о чем я?
— Да, я понимаю, о чем вы. Сколько человек вы убили, Брайан?
И человек улыбнулся; в этот момент вошел Уолтер со стаканом воды.
— Столько, что вам и не догадаться. Много, вот сколько. Я это даже во сне умею.
— А что церкви? О них вам известно что-нибудь?
— Какие церкви? Нет никаких церквей. Во сне их нет.
Хоксмур начинал злиться на него.
— Чушь какая-то, — сказал он. — Полная чушь. Вы сами разве не понимаете, какую чушь несете? — Человек повернулся к Уолтеру, протянув руку за стаканом воды, и тут Хоксмур заметил у него на шее несколько багровых рубцов — дело его собственных рук. — Можете идти, — сказал он ему.
— Как так — идти? Вы что, разве не хотите меня задержать?
— Нет, мистер Уилсон, в этом нет необходимости.
Смотреть в глаза человеку он не мог, поэтому встал, чтобы выйти из комнаты; Уолтер последовал за ним, улыбаясь.
— Домой его отправьте, — сказал Хоксмур констеблю у входа. — Или оштрафуйте за то, что полицию от дел отрывает. Делайте с ним, что хотите. Мне он не нужен.
Все еще злой, он вошел в оперативный отдел и обратился к одному из сотрудников:
— Что-нибудь новое есть у вас?
— Есть кое-какие показания, сэр.
— Вы хотите сказать, что нашлись свидетели?
— Ну, в общем, сэр, скажем так…
— Нет, с вашего позволения, давайте так говорить не будем.
— Я хочу сказать, поступили заявления, которые мы сейчас проверяем.
— Так давайте сюда, я посмотрю.
Ему дали пачку фотокопий, Хоксмур быстро проглядел каждую: «Около полуночи свидетель увидел высокого человека с седыми волосами, шедшего по Ломбард-стрит… свидетельница заявляет, что в три часа ночи слышала спор — один голос низкий, один высокий, — доносившийся из района церкви. Один человек был, судя по голосу, пьян… Затем, спустя приблизительно тридцать минут, он увидел невысокого, полного человека, поспешно идущего по направлению к Грейсчерч-стрит… Она слышала, как около одиннадцати вечера на Чипсайде пел какой-то мальчик… Он увидел человека среднего роста, одетого в темное пальто, который пытался открыть ворота Св. Мэри Вулнот… потом она услышала слова „Пошли домой“. Времени свидетельница не знает». Ни одно из этих так называемых показаний Хоксмура не заинтересовало. Люди из толпы довольно часто приходили с подобными заявлениями и описывали нереальных персонажей, приобретавших в их рассказах дополнительные черты в стиле газетных заметок. Бывали даже случаи, когда несколько человек сообщали о том, что заметили одну и ту же личность; могло показаться, будто набор галлюцинаций способен породить собственный объект и выпустить его на улицы Лондона, чтобы он там покружил. Хоксмур знал: если устроить реконструкцию преступления у церкви, появятся новые люди с собственными версиями относительно времени и происшествия; тогда само убийство потеряет очертания и вообще всякое отношение к делу, превратившись в плоское поле, на котором остальные изображают свои собственные фантазии об убийце и жертве.
К нему подошел тот же оперативник, на этот раз несколько смущаясь:
— Тут еще обычная почта, сэр. Ее тоже посмотрите?