Музыку к постановке «Цимбелина» сочинил королевский лютнист Роберт Джонсон, который по просьбе «Слуг короля» занимался музыкальным оформлением спектаклей в «Блэкфрайерз». Одна из песен оттуда, «Чу! Жаворонка песнь звончей / Несется с высоты» [391] , сохранилась в нотной записи, сделанной, возможно, самим Джонсоном.
Два брата собираются петь погребальную песнь, ставшую знаменитой, — «Для тебя не страшен зной, / Вьюги зимние и снег» [392] . Один из них объясняет зрителям, что «голос с годами погрубел у нас» а другой как бы в скобках добавляет: «Рыдания расстроят нашу песню». Понятно, что голоса мальчиков-актеров неожиданно начали ломаться, а поскольку заменить их было некем, то во время последних репетиций в пьесе появились дополнительные реплики. Шекспир был готов вносить изменения в текст даже перед самым спектаклем, и в неладно спетой песенке просто слышны отголоски реальных обстоятельств.
Вот вам загадка: мертвая — жива! [393]
Весной 1611 года Саймон Форман, известный лекарь и маг елизаветинской эпохи, записал впечатления о недавно виденных пьесах. Он был среди тех тысяч зрителей, что посетили в «Глобусе» постановки «Макбета», «Цимбелина» и совсем новый спектакль под названием «Зимняя сказка». Б «Макбете» Форман в основном отмечает сверхъестественные события и знамения. Самая интересная и сильная сцена в пьесе, на его взгляд, — та, в которой дух Банко появляется на пиру. Ведьмы, конечно, тоже произвели на него впечатление, но они, по мнению Формана, скорее похожи на «трех фей или нимф», возможно, потому, что их роли исполняли мальчики. Форман как профессионал наблюдает и делает пометки: «… а еще королева Макбет встала ночью во сне и ходила и призналась во всем, и врач записал ее слова». Форман видел и постановку «Цимбелина»; он также описывает ее, но рассказ этот уже не так занимателен; из того, что он увидел на сцене, его воображение более всего поразила «пещера», вероятно, ее создали с помощью какого- то смелого сценического эффекта. Он осторожен в оценке «Зимней сказки», хотя ясно, что из героев более всего его привлекает Автолик, «бродяга, выходящий весь в лохмотьях, как леший». Этот персонаж в исполнении Роберта Армина, несомненно, производил огромное впечатление, судя по следующему замечанию Формана: «Опасайся доверять тем, кто притворяется нищим, и тем, кто хочет к тебе подольститься».
«Зимнюю сказку» Шекспир создал годом ранее; ее пасторальный фон навел некоторых критиков на мысль, что он писал эту пьесу в «Нью-Плейс» в Стратфорде. С таким же успехом можно сделать вывод, что «Бурю» Шекспир сочинял на острове посреди Средиземного моря. «Зимняя сказка» была из тех пьес, которые годились для постановки как в «Блэкфрайерз», так и в «Глобусе»; поскольку в 1611 году театры работали десять месяцев без перерыва, эту пьесу, по-видимому, играли в обоих театрах. Тщательно продуманную постановку венчала финальная сцена, в которой чудесным образом оживала Гермиона, превращаясь из статуи в живую женщину на глазах изумленных мужа и дочери. Зрителей в этот миг охватывало воодушевление. У Шекспира дважды была возможность наблюдать подобный эффект. Во время въезда короля в Лондон в 1604 году и во время открытия Лондонской биржи в 1609 году статуи также «оживали» и разговаривали. Возможно, на празднике, посвященном открытию биржи, это искусно проделал кто-то из мальчиков-актеров шекспировской труппы. Увидев этот трюк, Шекспир, разумеется, его тоже использовал.
«Зимняя сказка» ближе к жанру музыкальной комедии, чем какая-либо другая пьеса Шекспира. В ней шесть песен, пять из них пел Армии в роли Автолика; автором музыки, вероятнее всего, был Роберт Джонсон. Одну песню исполняет трио. Два замысловатых танца — сатиров и пастухов — скорее напоминают сценку театра масок, нежели народные танцы. Волшебное преображение статуи также сопровождается музыкой. Пьеса очень понравилась публике, ее даже при дворе исполняли шесть раз, а это беспрецедентный случай. Она была интереснее театра масок, ибо представляла собой превосходное во всех отношениях развлечение, в котором соединились театральная и обрядовая традиции. По словам Формана, пьесой восхищались и толпы зрителей в «Глобусе». Многие сцены были рассчитаны на зрительное восприятие не меньше, чем на эмоциональное. Одна из самых длинных у Шекспира сцен, где изображается праздник стрижки овец, превращается в нескончаемое ритуальное действо. В третьем акте встречается знаменитая ремарка:
«Что за шум?
Добраться б мне до лодки… Гонят зверя!
Ну, мне пришел конец!..
(Убегает, преследуемый медведем.) [394]
Представления с медведями всегда пользовались популярностью в Бэнксайде, и на улицах Лондона часто можно было увидеть дрессированных медведей, которые плясали или что-нибудь изображали. Однако вряд ли «Слуги короля» стали бы одалживать зверя у тех, кто устраивал травлю медведей. Гораздо смешнее выглядел актер в костюме. Внезапное и вроде бы случайное появление на сцене зверя Шекспир умело использует для развития действия. Появлением медведя отмечается поворотный момент в пьесе: из мрачной трагедии она превращается в эксцентричную комедию, и зритель постепенно привыкает к новому ритму и тону. Старика преследует медведь — это, конечно, страшная, но и удивительно смешная картина. Она символ всей пьесы.
Как и во всех романтических историях или музыкальных комедиях, страсти в «Зимней сказке» выражаются бурно, и скрыть их почти невозможно. Основная тема — безумная ревность, за которой следует чувство вины и раскаяние; несчастные и разлученные герои соединяются в финальной сцене прощения и примирения. Пьеса эта дарит зрителям радость и надежду. Возможно, не случайно ее играли в годовщину Порохового заговора, а потом — вскоре после кончины старшего сына и наследника короля Якова [395] . «Зимняя сказка» была чем-то вроде подарка публике, средством против печали. В ней человеческая сущность неотделима от природы, они движутся вместе в великом ритме жизни. Поэзия диалога — естественное следствие свободного полета и поворота мысли героя; в речи отражается движение ума.
Основной источник пьесы — роман в прозе Роберта Грина «Пандосто», откуда Шекспир взял материал для первых трех актов. Грина вспоминают прежде всего в связи с его памфлетом, написанным незадолго до смерти, в котором он обрушился на «потрясателя сцены» («Shake-scene»). Памфлет назывался «На грош ума, купленного за миллион раскаяния» [396] . Обвинений было много, и среди них — плагиат. С тех пор прошло восемь лет, и Шекспир положил в основу своей пьесы самое популярное сочинение покойного Грина, сделав сюжет более фантастичным и нереальным. Возможно, он просто не удержался и воспользовался случаем восторжествовать над своим хулителем. А потом взял и назвал пьесу зимней сказкой, досужей небылицей, замысловатой историей, рассказанной у камина. Шекспир не был сентиментальным.