For women fear too much, even as they love,
And womens fear and love hold quantitie,
Eyther none, in neither ought, or in exremitie.
Но эти строки были слишком длинными и запутанными, и он уплотнил их в следующем варианте:
For women fear and love, holds quantitie,
In neither ought, or in extremity
Ведь в женщине любовь и страх равны:
Их вовсе нет, или они сильны [246] .
Шекспир не мог знать наверняка, одобрят ли эти изменения актеры, которым, конечно, пришлось бы учить текст заново; следовало также убедиться, что переделка не слишком радикальна и ее утвердит распорядитель дворцовых увеселений. Из-за таких ограничений пьесы никогда не обретали законченного вида; Шекспир не переставал их переделывать, к ужасу издателей, предпочитающих окончательный вариант текста.
Некоторые идеи он отбрасывал как непригодные или неосуществимые. И конечно, менял по ходу дела сюжет и характеры персонажей. За недели или даже месяцы до начала работы что-то уже было прочитано и основные сюжетные линии продуманы. Нет оснований предполагать, что Шекспир писал подробный план будущего произведения, прежде чем приступить к сочинению, скорее всего, его необъятная память вмещала всю пьесу. Поэтому, приступив к работе, автор мог менять сюжет, те или иные мотивы или героев, создавать новые сцены и возбуждать новые споры. Обобщенные имена персонажей медленно уступали путь именам собственным, когда Шекспир углублял или расширял их характеристики. Так, например, в пьесе «Все хорошо, что хорошо кончается» Шут стал Лавашем и Управитель — Ринальдо. Они оживали под его рукой.
Случалось, что, построив сюжетные линии, автор утрачивал к ним интерес. Например, в начале «Бесплодных усилий любви» говорится о требованиях принцессы отдать земли Аквитании; в дальнейшем это ни к чему не приводит. Сделка между Лоренцо и Бассанио в «Венецианском купце» остается незавершенной. В той же пьесе Шекспир явно все больше и больше увлекается образом Шейлока, тогда как интерес к Антонио заметно убавляется. Антонио открывает пьесу в интригующе загадочном ключе, но дальше этого дело не идет. Общественный фон «Кориолана» быстро сменяется частными переговорами; характер Гамлета меняется в двух последних актах пьесы. Конечно, можно доказывать, что Шекспир решил все заранее, но налицо приметы импровизации и внезапных решений.
Хоть мы в тревоге, от забот бледны [247]
Летом 1595 года «Слуги лорда-камергера» двинулись в путь. В июне они побывали в Ипсвиче и Кембридже, заработав в каждом из этих мест не самую незначительную сумму в 40 шиллингов. Прежде университетские города, такие, как Кембридж, чурались актеров, но их положение со временем укреплялось. У Уильяма Шекспира, как мы видели, уже сложилась жаждущая его пьес аудитория, состоявшая из образованной молодежи; вполне можно предположить, что он мог быть «приманкой» для членов разных колледжей.
Лондон они покинули, поскольку театры снова закрылись. Там, в период перехода от весны к лету, происходили «голодные бунты» из-за выросших цен на рыбу и масло; только в июне было двенадцать случаев беспорядков. Подмастерья захватили рынок в Саутуорке, а затем рынок в Биллингсгейте, чтобы продавать необходимые товары по подходящей цене. Затем, 29 июня, тысяча лондонских подмастерьев двинулась в сторону Тауэр-Хилла грабить оружейные лавки с явно преступными намерениями. Позорные столбы в Чипсайде повалили, а напротив дома лорд-мэра воздвигли самодельные виселицы. По городу ходили сатирические памфлеты о беспорядках, и в последовавших за этим судебных процессах подмастерьев обвиняли в попытках «отобрать меч власти» у мэра и олдерменов. Пятерых зачинщиков бунта постигло чрезвычайно жестокое наказание — их повесили, выпотрошили и четвертовали. Фактически Лондон находился на военном положении в его елизаветинском варианте, и театры, конечно, не работали.
В любом случае начало деятельности «Слуг лорда-камергера» в Лондоне пришлось на неспокойный период. Один олдермен жаловался в 1596 году в Тайный совет на «великую нехватку провизии, которая тянется уже три года, не считая предыдущих трех лет чумы». Подмастерья-ткачи участвовали в летнем мятеже 1595 года, и один из них, заподозривший мэра в умопомешательстве, сам был заключен в Бедлам. В «Сне в летнюю ночь» глава ремесленников — ткач Основа. Высказывалась идея, что Шекспир преображал насилие в фарс и комедию. Это похоже на правду. Конечно, в его пьесах присутствует множество аллюзий, которые были понятны его современникам, но сейчас невосстановимы. Шекспир мог использовать паузу в работе, чтобы приехать в Стратфорд: есть стратфордская запись о том, что в конце августа «мистер Шакспер» приобрел «одну книгу» у «Джона Пера» («Jone Perat»). Обри сообщает со ссылкой на неизвестный источник, что Шекспир «посещал родные места раз в году».
Когда в конце августа труппа возобновила выступления в Лондоне, лорд-мэр потребовал, чтобы их основные площадки, «Куртина» и «Театр», были уничтожены во избежание скоплений народа и возможных беспорядков в окрестностях. Однако образованная публика ценила актеров гораздо выше, чем отцы города. В начале декабря сэр Эдвард Хоби писал своему двоюродному брату, сэру Роберту Сесилу, члену Тайного совета, прося «оказать любезность посетить Кэнон-роу, где будет накрыт ужин, когда пожелаете, и сам король Ричард предстанет вашему взору». Это может относиться к вечернему представлению «Трагедии короля Ричарда III» но обычно интерпретируется как намек на только что написанную «Трагедию короля Ричарда II». В этой скандальной в определенном отношении пьесе говорилось о вынужденном отречении и убийстве законного правителя; Сесила могли пригласить, чтобы проверить, подходит, ли пьеса с таким содержанием для придворного представления. Сцены, имеющие прямое отношение к этим событиям, возможно, исполнялись, но никогда не печатались при жизни Елизаветы I. Риск мог оказаться слишком велик.
Тем не менее прошедшая цензуру пьеса имела успех, за три года вышли три ее издания в кварто; на последних двух стояло имя автора — Шекспира. Возможно, благодаря пьесе жизнь Ричарда II стала предметом общего внимания. Существует письмо Рэйли к Роберту Сесилу, написанное летом 1597 года, незадолго до публикации пьесы в кварто, в котором он сообщает: «Я ознакомил милорда генерала [графа Эссекса] с вашим письмом ко мне и вашим любезным одобрением этого развлечения, его также весьма развеселила ваша шутка о Ричарде II». Здесь имя покойного короля играет роль шутливого псевдонима для здравствующей королевы.
Шекспир написал «Трагедию короля Ричарда II» стихами, и в ней отразился весь блеск его лирического дара. Оттого она и ассоциируется со «Сном в летнюю ночь» и с «Ромео и Джульеттой». Стих воспаряет, когда к истории Англии примешивается волшебство — не волшебство легенд и сказок, а драма настроенного на лирический лад правителя, который оплакивает конец своего царствования, униженный и полный отчаяния. Он повелитель метафор и сравнений. Его образ во всех смыслах удивителен. Шекспир следует за символической логикой своей драматургии, соединяя в одном образе короля и актера, со всей зрелищностью и тщеславием, которые предполагает такая комбинация. Вот почему это также и условно-риторическая пьеса с постановочными эффектами, разработанными столь же тщательно, как и язык. Ричард находит глубочайший смысл существования, погружаясь в размышления о своем месте в мире. Он производит в высшей степени яркое впечатление. Он единственный в пьесе ведет сам с собой разговоры, тогда как его враг, узурпатор Генрих Болингброк, внешне решительно непоколебим. Падший король, приближаясь к поражению и смерти, начинает вызывать интерес, иначе говоря, Шекспиру становится более интересен его темперамент и состояние. В начале пьесы он предстает грубым и алчным, но по мере того как в переносном смысле и буквально клонится к земле, вдохновляет Шекспира на величайшую поэзию. Драматурга всегда привлекали неудачи такого космического масштаба. Все лучшее в его натуре отзывалось на них, что отчасти могло быть связано с отношением к отцу, и в этой пьесе он показывает себя безусловным мастером эмоционального сострадания.