— Вы там служите или вас уже там ждут? — по-одесски удивился парень.
— В гости, — отшутился Андрей.
— Это таки такое место, где одесситы тоже любят ходить в гости.
Носильщик погрузил чемодан, помог вначале девушке, затем приехавшему господину забраться в пролетку, и извозчик ударил по лошадям.
Следом за пролеткой тут же тронулся экипаж с двумя господами.
Город радовал зелеными бульварами, веселыми лицами, бестолковыми извозчиками и наглыми автомобилистами. Анастасия улыбалась ветру, незнакомому городу, теплу.
— Какими новостями живет Одесса? — спросил, улыбаясь, князь.
— Одесса новостями не живет, она их делает! — радостно отозвался парень.
— И какие новости она делает?
— Главная, которая усиленно жуется в городе, это за нашу Сонечку!
— За какую «Сонечку»?
— Шутите, господин?.. За Сонечку Золотую Ручку!.. И за ее дочечку! Это ж самые любимые дамочки всей Одессы!
— Разве они одесситки? — удивилась княжна.
— Вы меня, мамзель, еще больше удивляете. А где ж еще могли народиться такие интересные люди, как не в Одессе!.. Не поверите, но Пушкин тоже из Одессы, хоть Дантес так не считал. Если он знал за такое, то вряд ли стал стрелять в такого человека!
— Но пишут, что их арестовали!
— Не делайте мне смешно! Я вчера своими глазами видел Соню с дочкой в ювелирке на Решильевской. Зашли, покрутили смачными фигурами, щипнули по бриллиантику и смылись!.. Хозяин не только чуть не тронулся умом, но от счастья даже чуть не повесился!
У главного подъезда полицейского управления Андрей оставил кузину в пролетке, и, опираясь на трость, стал медленно подниматься по ступенькам.
Сопровождающий экипаж с двумя господами остановился поодаль, один из филеров сошел на тротуар, стал неторопливо расхаживать вдоль выкрашенной в желтый цвет стены управления.
…В просторном фойе Департамента полиции было гулко и прохладно. Князь подошел к дежурному офицеру, представился:
— Князь Ямской из Санкт-Петербурга.
— Слушаю, ваше высокородие.
— Мне крайне важно попасть на прием к господину полицмейстеру.
— Господин полицмейстер принимает просителей только по вторникам.
— Доложи, любезный, что полный георгиевский кавалер князь Ямской просит его высокородие сделать исключение и принять для аудиенции в ближайшее время.
— Будет исполнено, князь!
Мирон Яковлевич расхаживал из угла в угол допросной комнаты, поглядывал то на хозяина продуктового магазина Грибова, то на писаря, сидевшего за пишущей машинкой.
Грибов был избит до такой степени, что с трудом удерживал окровавленную голову и все время пытался утереть рукавом разбитые губы.
— Еще раз… для протокола… повторите, — подошел к нему Миронов. — Кто расстреливал подпольщиков?
— Дама, — с трудом вымолвил хозяин магазина.
— Приметы дамы?
— Шрам, увечье возле глаза.
— Вы сами это видели?
— Не видел. Лоб дамы был всегда прикрыт прядью волос.
— С чего вы взяли, что на лбу были шрам и увечье?
— По предположению господина следователя, который допрашивал.
— О чем еще говорил следователь?
— Будто дама была когда-то известной актрисой.
— Еще!
— Чтобы я не смел говорить, будто эсеров расстреливала эта дама.
— Почему?
— Мне это неизвестно.
— Все?
— Все. Больше ни о чем сказать не могу. — Грибов осторожно коснулся рукавом разбитых губ, попросил: — Попросите больше меня не бить. Я больше ничего не знаю.
…Час спустя в кабинет Икрамова заглянул ординарец Асланбек, сообщил:
— Князь, к вам господин Миронов.
Тот оторвался от бумаг, раздраженно бросил:
— Я его не звал.
— Говорит, очень важно.
— Ладно, пригласи.
Мирон Яковлевич вкрадчивым шагом победителя вошел в комнату, с улыбочкой приблизился к столу начальника.
— Простите, выше высокородие, что отрываю от важных дел.
— Если можно, короче.
Миронов протянул Икрамову папку, тот открыл ее, пробежал глазами напечатанное.
— Что это?
— Допрос хозяина магазина, в котором были расстреляны эсеры.
Князь теперь более внимательно стал читать документ. Когда закончил, удивленно поднял глаза:
— Что все это значит?
— Это значит, ваше высокородие, что следователь Гришин попытался направить следствие по ложному следу.
— Получается, что эсеров расстреляла госпожа Бессмертная?
— Получается, именно так. Хотя Егор Никитич докладывал, что подобное проделала некая Ирина.
— Какой ему резон так утверждать?
— Не могу даже представить… Любые фантазии наталкиваются на стену. В нашем департаменте он едва ли не лучший следователь.
Икрамов отодвинул папку, некоторое время в раздумье побарабанил пальцами по столу, усмехнулся:
— Но получается, что мадемуазель совершила благое дело, уничтожив террористов?
— По беззаконию — да. Но если судить по закону, это также терроризм.
— Ее могут убрать.
— Кто? — вскинул брови Миронов.
— Эсеры. Точно так же, как они убрали барона Красинского.
— Вы хотите сказать, что ее следует охранять?
— Ну, если не охранять, то постараться в самое ближайшее время выйти на ее след и задержать. Чтобы мы имели дело с живым человеком, а не с трупом. Это в наших интересах.
— Резонно, ваше высокородие, — согласился Мирон Яковлевич. — Но есть еще одна любопытная информация. По некоторым сведениям, убитый барон и госпожа Бессмертная готовились эсерами к покушению на высших государственных лиц. В частности, на господина генерал-губернатора.
Князь в растерянной задумчивости прошелся по кабинету.
— Не вздумайте, Мирон Яковлевич, арестовывать мадемуазель.
— А я как раз собирался просить вашего распоряжения.
— Нет. Арестовав Бессмертную, мы можем загнать террористов в еще большую конспирацию и ожесточенность.
— То есть ждать вашего особого распоряжения?
— Да. Мне необходимо самому кое в чем разобраться.
— А с господином Гришиным?.. Немедленно арестовать?