— Я гляну! — дернулась хозяйка, и в это время из номера вышла Михелина — красивая, спокойная.
При ее виде щуплый негромко свистнул, тетя Фира тут же оборвала его:
— Еще раз, придурок, сделаешь так, уйдешь без своего паршивого свистуна!
— Тетя Фира!
— А нехай не играет на моих нервах последний раз!
Миха подошла к полицейским, склонила голову:
— Здравствуйте, господа.
— Так вы и есть та самая Белла Гринблат? — спросил полный полицейский.
— Та самая.
— Очень даже интересно, — он посмотрел на Соньку. — Вы знакомая Яши Иловайского или даже ближе?
— Не понимаю вас.
— Я вас тоже, — полицейский сунул оба паспорта во внутренний карман френча. — Первый раз встречаю дамочек, чтоб так сразу и так вместе трогали сердце.
— Верните, пожалуйста, документы! — жестко приказала воровка. — Вы не имеете права!
— Мадам, — укоризненно произнес полицейский, — неужели Яша не предупредил вас за то, что с его продукцией можно доехать только до Привоза и назад больше не вернуться? — Он повернулся к хозяйке, погрозил пальцем. — А на вас, тетя Фира, я сильно удивляюсь. Или я совсем перестаю вас уважать, или вы надолго закрываете свой шалман, — и двинулся к лестнице.
— Это произвол! — не совсем уверенно заявила вслед Сонька.
— Очень интересное, мадам, заявление!
— Так, может, Боря… — попыталась остановить полицейского тетя Фира.
— Когда Боря сильно хочет, тогда он даже может, — огрызнулся тот и стал медленно спускаться.
Сонька и Михелина вернулись в номер, дочка растерянно посмотрела на мать. Та неожиданно резким движением смела со стола посуду, обхватила голову руками.
— Не могу больше бегать, дочка!.. Не могу! Нет сил! — И стала плакать тихо, с завыванием.
Миха подошла к ней, обняла. Ничего не говорила, просто гладила по плечам, успокаивала.
В дверь постучали.
— Сейчас! — раздраженно крикнула Михелина, оставила мать, направилась открывать.
Сонька поспешно вытерла мокрые глаза, поправила волосы.
Это была тетя Фира.
Увидела разбросанную и разбитую посуду, понятливо кивнула:
— Я бы не посуду била, а этим босякам морды!
— Что нужно? — сухо спросила Миха.
— Мне нужно, чтоб ваша мамочка не плакала, а вы, мадемуазель, не разговаривали в такой манере, — хозяйка прошла на середину комнаты, подперла крутые бедра руками. — Если я идиётка, плюньте мне в глаза. Но мне кажется, дамочки, что вам нужно отсюда срочно драпать.
— Что сказали полицейские? — спросила Сонька.
— Только то, что вы слышали. Или вы хотите дождаться, что они расскажут за вас в полицарне?
— Да, мы хотим дождаться. Нам обязаны вернуть паспорта!
Тетя Фира с шумом опустилась на стул.
— Уважаемая мадам Сара… а может, и не Сара вовсе… может, какая-нибудь Циля или Соня… если вы не сделаете ноги, то я скоро буду стоять на Карантинном молу и махать на прощание платочком пароходу, который уходит на Сахалин! Вы меня поняли или я должна добежать до каких-нибудь воров и сказать за ту беду, которая может случиться в моей гостиничке?.. Решайте, мадам.
— Оставьте нас. Мы должны подумать.
— Я оставлю, только не забывайте, что думает коняка, потому она всю жизнь и возит биндюжников.
— Хорошо, хорошо! — вспылила воровка. — Я все поняла, сколько можно! Закройте дверь с той стороны!
Хозяйка нехотя поднялась, вздохнула:
— Если Фира моет кому-то ноги, то это совсем не значит, что брызги могут гадить ее лицо. Просто она уважает такого человека. Пусть моя мама смеется на том свете за то, что Фира все понимает, но мало что говорит.
Когда за нею закрылась дверь, Сонька лихорадочно прошептала:
— Она заложит нас!
— Она намекнула насчет воров, — возразила дочка.
— Балабонит для отвода глаз!.. Вечером бежим!
— Куда?
— Пока не знаю. Но здесь оставаться нельзя.
Михелина усадила ее на стул.
— Чего ты такая, Сонь? Успокойся. Все будет хорошо.
Та выглядела безумной.
— Я знала, что этим все закончится!.. Поэтому нельзя было здесь засиживаться. Ночью уедем.
— А Михель!
— Михель? — мать удивленно посмотрела на дочку. — А, ну да, Михель… С ним нужно что-то делать. Ты его больше не видела?
— Я не бываю в городе.
Сонька прошлась по комнате.
— По порядку… Ничего с собой брать не будем. Сначала выходишь ты и ждешь меня в каком-нибудь месте.
— В каком?
— Сейчас подумаю… На Елизаветинской есть уличный ресторанчик, кажется «Мадам Одесса». Мы когда проезжали, я заметила. Будешь там. Я через полчаса подойду.
Михелина принялась поспешно бросать в сумочку самые необходимые вещи. Мать остановила ее:
— Не спеши. Час-другой у нас есть. Пусть хозяйка привыкнет, что мы на месте.
Князь все-таки наделал глупостей.
Ближе к полудню, переодевшись в белый летний костюм и прихватив трость, он вышел из гостиницы и направился в сторону центра. Шагал неторопливо, опираясь на трость, любовался легкой южной жизнью.
Одесса поражала обилием молодых красивых девушек, жизнелюбием, улыбками, громким, бесцеремонным говором.
Андрея вела главная цель — Михель. Поэтому с особой тщательностью он всматривался во встречные лица, переводил взгляд на другую сторону улицы. Некоторые господа были похожи на Михеля, и он прибавлял шаг, однако при ближнем рассмотрении оказывалось, что князь в очередной раз ошибся.
Вышел на знаменитую Дерибасовскую, пересек ее и неожиданно натолкнулся на того, кого жаждал встретить.
Михель устало и безразлично плелся навстречу, за ним в десяти метрах привычно следовали два филера, также измученные хождением.
На противоположной стороне в одиночестве маячил «жених».
Ямской пропустил вора мимо себя, дождался, когда и филеры пройдут мимо, пару раз оглянулся.
Увидел неподалеку пролетку, махнул ей.
Извозчик лихо подкатил, князь сунул ему три рубля, распорядился:
— Следуй за мной. — И зашагал следом за филерами.
Михель наконец остановился, купил у торговки лимонада, жадно выпил и поволок ноги дальше.
Филеры решили последовать его примеру, тоже попросили торговку налить воды. Стали с удовольствием пить, на время потеряв из виду вора.