— Очаровательна. Кто она?
— Кто она? — переспросил Егор Никитич. — В этом вся прелесть и завлекательность момента.
Гришин сунул портреты в папку.
— Это, князь, одна и та же особа.
Икрамов внимательно посмотрел на следователя, совсем негромко спросил:
— Вы хотите сказать, что на обоих рисунках… мадемуазель Бессмертная?
— Именно это я и намерен вам сообщить, ваше высокородие.
Князь откинулся на спинку кресла.
— Мне трудно в это поверить!
— Мне также, князь. Поэтому не стоит торопиться с окончательными выводами. Необходимо время, чтобы провести слежку, поработать с агентами, сопоставить факты и уже затем проводить следствие. Но как начальнику следственного управления Департамента полиции я обязан был доложить вам о ходе ведения дел по налетам на банки.
От подобного заявления князь сильно раздавил окурок в пепельнице.
— Уж не хотите ли вы сказать, будто мадемуазель замешана в налетах?
— Прямых улик пока нет. Однако отдельные факты настораживают и заставляют следствие двигаться именно в этом направлении.
— Но это невероятно!
— В наше время, ваше высокородие, все вероятно. Выгляньте в окно, послушайте, какие песни распевает народ, и вы согласитесь со мной.
Гришин завязал тесемки папки, поднялся.
— У меня все. Если у вас, князь, имеются вопросы ко мне, я готов ответить.
Икрамов вышел из-за стола, приблизился к следователю.
— Вы ведь в свое время вели дело Соньки Золотой Ручки, матери госпожи Бессмертной?
— Совершенно верно, князь. Более того, весьма сочувствовал воровке. Но самое удивительное, я поймал себя на том, что начинаю также сочувствовать и ее дочери, мадемуазель Бессмертной.
— Вы сентиментальны?
— Скорее, излишнее желание войти в положение жертвы.
— И просьба, и совет. Если зайдете в тупик, подобный былому, не торопитесь пускать пулю в лоб. Вы, сударь, еще понадобитесь Департаменту полиции. И, кроме того, помните, что вожжи всех дел в моих руках!.. В том числе и по госпоже Бессмертной. Не дергайте их без моего ведома, сударь.
— Благодарю за напоминание, доверие и рекомендации, ваше высокородие. Постараюсь держать в голове ваши бесценные наставления, — ответил Егор Никитич и покинул кабинет.
Обучение аргентинскому танго проходило в обычном режиме — столь же жестко и нервно отсчитывала ритм Эва, самозабвенно играли музыканты, двигались, шурша платьями, танцевальные пары.
— Выход в променад! Идет поддержка!.. Стойка компактнее!.. Спинки прямые, головы откинуты!
Гришин сидел на втором этаже класса, через слегка приоткрытую дверь наблюдая за танцующими. Его больше всего интересовала девица в изящной масочке и ее партнер. Они, пожалуй, были здесь самой эффектной, самой привлекательной парой.
Наконец занятия закончились, курсисты потянулись в гардеробные переодеваться, Егор Никитич довольно поспешно спустился вниз, подошел к Эве, беседовавшей с одним из задержавшихся танцоров. Она увидела немолодого господина, отпустила курсиста, кивнула визитеру.
Тот снял котелок, склонил голову.
— У меня к вам, сударыня, совсем небольшое дельце. — Мужчина деликатно отвел преподавательницу в сторонку, негромко представился: — Департамент полиции. Следователь Гришин.
У нее взлетели бровки, она с весьма заметным акцентом поинтересовалась:
— Я не совсем благонадежна?
— Ни в коем разе, — засмеялся следователь. — У меня разговор, никак не касаемый вас. — Он откашлялся, посмотрел на остроносенькую преподавательницу. — Но, полагаю, все здесь сказанное останется между нами.
— Я англичанка. Я умею молчать.
— Благодарю. Мой племянник танцует в паре с молодой особой в маске…
— Господин Валентин Бутурлин?
— Именно так. Он серьезно увлекся своей партнершей, и это весьма беспокоит его родителей.
— Вы хотите навести о ней справки?
— Совершенно верно.
— Как вас, простите?
— Следователь Гришин.
— Господин Гришин, я ровным счетом ничего не знаю об этой девушке. Ни имени, ни фамилии, ни ее семьи.
— Она скрывает?
— Нет, просто не говорит. Но нашему заведению это не нужно. Мы обучаем танго! Все остальное — проблемы клиентов!
— Почему мадемуазель в маске?
— Точно сказать не могу, но подозреваю, что у нее что-то с лицом. Потом это так загадочно! — Эва рассмеялась собственной остроте. — Что еще у вас ко мне?
— Пожалуй, все. Покорнейше благодарю, мадемуазель.
— Мадам!
— Простите, мадам! Я хочу не упустить племянника, поэтому покину вас.
— Всего хорошего.
Гришин быстрым шагом покинул класс, спустился на первый этаж и уже при выходе на улицу увидел стоявшего у мостовой Валентина в ожидании экипажа.
Таббы видно не было.
— Господин Бутурлин! — позвал Егор Никитич. — Одну минуточку!
Валентин высокомерно оглянулся.
— Добрый день, — поклонился Гришин. — Я отниму у вас буквально пару минут.
— Вы кто, господин?
— Гришин, следователь сыскного отдела.
— Слушаю вас.
— Расписку брать не стану, потому как полагаю, что вы человек довольно уже взрослый. Разговор крайне конфиденциален.
— Говорите.
— С вами в паре танцует некая мадемуазель. Имя ее, фамилию вы знаете?
— Нет, она не пожелала мне представиться.
— Вам удавалось когда-либо видеть ее без маски?
— Никак нет.
— У нее дефект лица?
Валентин холодно смотрел на странного господина.
— Не исключаю.
— Вам ни разу не удавалось даже мельком заглянуть за маску, скажем, во время танца?
— Кажется, я ответил… У вас все, господин следователь?
— Благодарю, всего доброго.
Подъехала пролетка, Валентин легко запрыгнул на ступеньку и покатил по улице.
Гришин постоял в раздумье, глубоко вздохнул, сунул руки в карманы и зашагал в противоположную сторону.
Табба стояла на набережной Невы. Девушка была без парика и без вуали, волосы зачесаны к затылку, на голове черная шляпка. Накрапывал дождь. Проезжающие на полном ходу пролетки, кареты, автомобили не думали притормаживать перед одинокой женской фигуркой и мчались дальше.
Наконец подкатила черная закрытая карета, мадемуазель быстро нырнула в нее, с силой захлопнув дверцу.