— Вы лично готовы в этом участвовать? — несколько удивился Ефим Львович.
— Да. Думаю, при должной подготовке ни мне, ни Вениамину ничто угрожать не будет. Мы проводили наблюдение за Икрамовым — он передвигается по городу весьма демократично, имея в качестве охраны всего лишь одного ординарца. Тоже кавказца.
— Сколько дней понадобится на подготовку?
— Думаю, не более месяца. Изучим дополнительно пути передвижения князя, любимые места посещения, время пребывания на службе и в доме.
— Есть сведения, — заметил Гудков, — что Икрамов имел когда-то весьма откровенные отношения с госпожой Бессмертной.
— Ерунда! Чепуха! — вдруг излишне активно возразил барон. — Это почти совсем как в оперетте — когда-то он ее любил, а теперь, видите ли, ловит. Я имел возможность наблюдать и за князем, и за мадемуазель — ничего подобного замечено не было.
— Ее до сих пор так и не обнаружили?
— Увы! Будто в воду канула.
— Если человек канул в воду, то как минимум труп его должны выловить, — усмехнулся Губский. — А куда «канул» граф Кудеяров?
— Он под пристальным наблюдением полиции, — сказала Ирина. — Нам пока лучше на контакт с ним не выходить.
— А по-моему, он цветет и пахнет, — засмеялся Портнов. — Наблюдали его недавно в окружении прелестниц, вид графа был просто лучезарен.
— Хорошо, — развел руками Красинский, — князя мы взорвем. А что с покушением на градоначальника? Мадемуазель исчезла, граф роскошно прожигает жизнь. Кто станет реализовывать наши намерения?
Губский перевел на него тяжелый взгляд, неожиданно заявил:
— Вы.
— Я?!
— Именно так. Вы уже достаточно в материале и вполне успешно замените Кудеярова. Подберем вам спутницу, и станете готовиться.
— Но…
— У нас не бывает «но», — холодно и жестко произнес Ефим Львович. — Мы принимаем только «да». Если же возникает нечто третье, то оно исчезает вместе с тем, кто это третье придумал. Исчезает навсегда.
Красинский был растерян.
— По-моему, это угроза.
— Реальность. Если вы думаете, что так просто отпустим вас, ошибаетесь. Вы слишком много знаете, чтобы свободно, без проблем прогуливаться по улицам нашей светлой столицы! — Губский помолчал, с нехорошей усмешкой предупредил: — А, не приведи господь, решите навестить полицию, даже до ее ворот не дойдете.
— Как вы можете, Ефим Львович?! — воскликнул побледневший барон.
— Могу… Потому что знаю вашу гнилую и ничтожную публику. Призвать к бунту — хлебом не корми. А как к делу — немедленно в кусты!
Ближе к вечеру, когда духовой оркестр заиграл что-то аргентинское и публика начинала подтягиваться к оперетте, к главному входу театра подобрался человек на костылях, в потертой шинели, с завязанной темным шарфом головой. Это был бывший прапорщик Илья Глазков.
Он с трудом поднялся по ступенькам, направился к Изюмову, стоявшему наверху парадной лестницы.
— Чего надобно-с, господин? — довольно сурово спросил тот.
— Мне бы кого-нибудь спросить.
— На улице спрашивайте! — грубовато ответил Изюмов и махнул рукой. — Прошу очистить вестибюль — скоро публика пойдет!
— А вы не могли бы ответить?
— Ступайте, от вас пахнет! Городового сейчас свистну.
Глазков не уходил, просительно смотрел на бывшего артиста.
— Хочу спросить о госпоже Бессмертной… Где их разыскать?
Тот удивленно уставился на инвалида.
— Госпожу Бессмертную? А вы какое к ней имеете отношение-с?
— Никакого. Всего лишь являлся поклонником.
Изюмов подошел поближе.
— Были знакомы с мадемуазель-с?
— Так точно. Даже не столько с ней, сколько с ее маменькой.
Николай быстренько оглянулся.
— Ступайте, господин хороший… Ступайте и ждите меня после спектакля в сквере напротив.
— Благодарю, — кивнул Глазков и захромал к выходу навстречу вечерней публике.
Спектакль закончился примерно к десяти ночи, публика покидала театр возбужденно и шумно, от главного входа отъезжали автомобили, экипажи, на ступеньках вновь играл оркестр.
Глазков заметил Изюмова, спешащего к нему, привстал, давая о себе знать.
Бывший артист махнул издали, едва ли не силой усадил бывшего прапорщика на скамейку, присел рядом.
— Зачем вам понадобилась госпожа Бессмертная?
— По личному делу, — ответил тот. — Сказывают, она больше в театре не служит?
— Если знаете, зачем пришли?.. Тем более в таком виде.
— Мне важно ее найти. Полагал, могу это сделать через театр, — уклончиво ответил Илья.
— Вы, простите, из поклонников? — с запинкой спросил Изюмов.
— Из бывших поклонников. Я буквально на днях вернулся из ссылки.
— Где отбывали-с? — искренне то ли удивился, то ли обрадовался Николай.
— Близ Воркуты.
— Сидели за разбой?
— Нет, за пособничество. Помог бежать из Крестов особо опасной преступнице.
— Это кому же?
— Вы желаете сразу все узнать?
— Если на то ваша воля.
Прапорщик помолчал, поднял глаза на Николая.
— Была такая аферистка — Сонька Золотая Ручка. Вот ей и поспособствовал, оказавшись при этом обожженным. Затем был сослан.
От такого заявления бывший артист как-то вытянулся, затем подсел поближе.
— Вы мне крайне любопытны, господин. И даже не могу сразу определить — то ли Бог послал вас, то ли дьявол.
Илья тоже смотрел на Изюмова с интересом.
— Возможно, что я мог вас видеть однажды?
— Если и видели, то вряд ли запомнили. Я был на вторых ролях при госпоже Бессмертной. Но я ведь тоже совсем недавно из острога. Как и вы, отстучал полагающиеся пять лет.
Наступила пауза — длинная, растерянная.
— Это вы желали убить госпожу Бессмертную? — тихо спросил Глазков.
— Так точно-с… Желал. За что нес, несу и буду нести самое искреннее и жестокое раскаяние.
Снова помолчали. Оркестр возле театра продолжал играть, хотя публика почти вся разошлась и разъехалась.
— Вы давно видели мадемуазель? — спросил прапорщик.
— Несколько недель тому назад.
— Где они?
— Исчезнувши.
— Куда?
— Неизвестно-с.