— Здравия желаю, ваше благородие, — взял под козырек городовой, тяжело дыша. — Желали видеть?
— Желал, — граф внимательно осмотрел его. — Знаешь, кто я такой?
— Как не знать, ваше благородие? Который год держу порядок в этой территории! Граф Константин Георгиевич Кудеяров!
— Молодец, — кивнул удовлетворенно тот и показал на чистильщика. — А этого прохиндея знаешь?
Городовой растерялся.
— Наблюдаю иногда… Меньше месяца, кажись.
— Кто он?
— Как кто?.. Чистильщик. Обувь чистит.
— А вот вовсе и нет, — Константин поднялся. — Знаешь, любезный, кто он? Филер! Приставлен шпионить за мной, братом и моим домом, — граф перевел взгляд на чистильщика. — Верно я говорю, мерзавец?
— Никак нет, ваше благородие, — замотал тот головой. — Чищу, деньгу зарабатываю!
Кудеяров пропустил мимо ушей его реплику, обратился к городовому:
— Значит, так, любезный. Чтоб этого прохиндея здесь больше я не видел. А увижу, немедленно обращусь в Департамент полиции, и ты будешь лишен звания и привилегий.
Городовой приложил ладонь к фуражке, глуповато ответил:
— Слушаюсь, ваше благородие!
Табба на звонок открыла сразу.
Увидев на площадке графа Константина, ничуть не удивилась, отступила назад, пригласила:
— Проходите, граф.
Он перешагнул порог, снял шляпу, стащил перчатки, окинул взглядом гостиную.
— Вы одна?
— Катенька ушла за покупками.
Кудеяров опустился со вздохом на стул, с улыбкой посмотрел на бывшую приму.
— Я бы не советовал слишком часто отпускать свою прислугу из дома.
— Но не могу же я подохнуть здесь от голода!
— Лучше подохнуть от голода, чем от допросов.
Бессмертная села напротив, раздраженно уставилась на гостя.
— Послушайте, граф!.. Я начинаю жалеть, что воспользовалась вашей любезностью и перебралась сюда!
— Вам не нравится жилье? — попытался перевести на шутку разговор Константин. — На мой вкус, очень даже приличное. Для холостой жизни в самый раз.
— Это не жизнь, а сумасшествие! Лучше действительно подохнуть, чем жить в таком кошмаре!
Константин налил в стакан из графина воды, пододвинул к девушке.
— Выпейте… Затем посчитайте до десяти и успокойтесь.
Табба довольно покорно выполнила его совет и усмехнулась:
— Простите меня. Я действительно устала.
— Может, вам уехать куда-нибудь?
— Обязательно. Неделя-другая — и уеду.
Граф тоже налил себе воды, выпил.
— У меня, мадемуазель, вчера был разговор с бароном Красинским. И если не возражаете, я в двух словах изложу его.
— Только не пугайте.
— Попытаюсь… То, что наши товарищи — Губский и коллеги — фактически приговорили нас с вами, известно. Но теперь такая же судьба может настичь барона.
— Его-то за что?
— За идеи. Видимо, их представление об идеях не совпадают с нашими.
— За это надо убивать?
— Обязательно. Все войны, истребления, убийства имеют под собой всего одну лишь причину — несовпадение идей. Вот и мы попали в такую же катавасию.
— Я тоже?
— Конечно. Они живут идеей, а мы всего лишь изображаем, что живем ею. Играем, как в дурном театре. А плохих артистов, как вам известно, из труппы беспощадно гонят.
— А если я, — лицо Бессмертной стало жестким, — живу теми же идеями, что и они! Ненавижу все, что происходит! Презираю все, что вижу! Готова взорвать все, что являет собой ложь, предательство, бесчестие! Легко пойду на смерть ради высокого, светлого, настоящего!
— Значит, они не достигли вашего уровня. Поэтому им с вами не по пути.
— Они меня ищут?
— Весьма настойчиво.
— А вас?
— Меня искать незачем. Я на виду. Но, в отличие от вас, пока защищен фамилией, обществом, положением.
— Значит, акция против градоначальника отменяется?
— Нет, не отменяется, — с некоторым злорадством ответил граф. — Ее выполнит барон Красинский.
— Но это никак не вяжется с ним!
— Они считают по-другому.
— Он согласился?
— Не приведи господь. Вначале испугался насмерть… Теперь ищет возможность скрыться, чтоб его не нашли.
— Они найдут везде.
— Я это ему тоже пообещал.
Хлопнула входная дверь, в прихожую вошла с покупками Катенька, поклонилась гостю:
— Здравствуйте, граф.
И принялась на кухне заниматься своими делами.
Тот с кивком поднялся, печально усмехнулся:
— Помните Марка Рокотова? Будет кровь, будет дьявол на красной колеснице, будет ночь вместо дня! — Граф приблизился к лицу бывшей примы, прошептал: — Эти безумцы, именующие себя революционерами, рано или поздно придут к власти.
— Но вы же восторгались ими, боготворили их!
— Заблуждался! Безжалостные сердца, кровавые руки! Ради захвата власти они готовы на все. Они истребят народ! Превратят в рабов! А сейчас им важно посеять панику. В панике народ становится быдлом. А быдлом проще управлять. Знаете, с кого они начнут в ближайшее время?.. Нет, не с генерал-губернатора. Они в ближайшее время обезглавят полицию. Паника, паника! Убьют главного в сыскной полиции — князя Икрамова, затем генерал-губернатора, после него премьера, пока не доберутся до самого государя.
Бывшая прима смотрела на него широко расширенными глазами.
— Князя Икрамова?.. А его за что?
— Зато, что главный сыскарь!.. Говорю же, паника! Нужно бежать от людей с горящим взглядом, чахоточным кашлем и брызгами изо рта! От тех, кто ратует за народ! Бежать, милая Табба! Держитесь от них подальше, милая!
— Уж не решили ли вы, граф, нырнуть под крылышко власти?
— Ни в коем случае! Любая власть — преступна! Спрятаться, закрыться, запереться, взять дистанцию! Чтоб ни одна сволочь не смела приблизиться ближе пушечного выстрела!
Кудеяров откланялся и ушел. Табба стояла потерянная, отрешенная. Катенька подошла к ней:
— Что с вами, сударыня?
— Два дела. Катенька, — произнесла она. — Первое, сегодня же купишь для меня в магазине для господ одежду.
— Зачем, госпожа?
— Ты расслышала?
— Да.
— Второе… Велишь своему разлюбезному извозчику отвезти меня завтра по одному адресу.