— Так пошли туда своих кустарей, они провернут все по чистой, — пожала плечами Сонька.
— Пробовали, не получилось. Охрана повязала всех, — объяснил Мамай. — Князь — известный в городе бриллиантщик. Он знает цену камню и прячет его как самую большую драгоценность. Но он не знает, что камень может принести ему.
Воровка внимательно посмотрела на Червонного Валета и недоверчиво покачала головой.
— Что-то не ловлю я тебя, Мамай. Если даже твои головорезы не могут решить проблему, с какого боку могу прилепиться к этому делу я?
— Вместе с дочкой, — настойчиво уточнил тот.
— Допустим, с дочкой, — нехотя согласилась дама.
— Князь — вдовец… Живет скрытно, — стал медленно втолковывать Червонный Валет. — Его жена уже год как харчуется у Господа. С тех пор он двинулся на двух забавах — на автомобилях и молодых пеструхах. Не пропускает ни одной хорошенькой юбки. Высмотрит, зацепит, на авто прокатит — девки от этого млеют. Так и клепает одну за другой… — Вор двусмысленно ухмыльнулся, изучающе глядя на подельницу. — Твоя Михелина, говорят, сильно манкая барышня?
— Хочешь, чтобы я подложила дочку под князя? — опять напряглась Сонька.
Мамай отрицательно покачал головой.
— Разговор не об этом… Князь — большой спец мутить голову матренам, а тут надо сыграть в обратку. Поводить его. Заморочить голову. Довести до полного дятла!
— Знаешь, сколько лет моей дочке?
— Шестнадцать?
— Будет. А князю?
— За пятьдесят. Но он — баклан! Слепой! Когда натыкается на вертлявую муську, у него начинают кипеть мозги. Бери в руки и твори с ним чего угодно!.. Нужно расколоть дурку, Соня!
— Но камень-то он вряд ли отдаст.
— Не дурак, чтобы отдать. Но показать может. Важно понять, где он его нычет.
— Не покажет, — после раздумий покачала головой Сонька. — Если он знает цену ему, то даже родному дяде не покажет.
— Один раз было дело, показал, — кивнул Мамай. — Вертелся вокруг какой-то лушпайки — она его на версту не подпускала. Вот тогда он, чтобы разложить ее, и извлек камень.
— И что потом?
Вор хмыкнул.
— Потом нашли ее в Малой Невке.
— Хорошенькое дело. Веселое, — после паузы произнесла Сонька и добавила: — Не думаю, что дочка справится. Мало еще делала погоду в нашем деле. Была бы я помоложе, не было бы разговора.
— Да ты еще дамка на все сто! — льстиво засмеялся Мамай. — А в паре с дочкой — вообще цены нет!
— Медом так и мажешь, Мамай.
— Правду говорю. Надо постараться, Соня. — Червонный Валет говорил искренне. — Подумай. Подумай и подсоби Мамаю. Я этого не забуду.
Она помолчала и отрицательно покачала головой.
— Нет, Мамай, своей волей рискнула бы, дочкиной не стану.
Вор схватил ее за руку.
— Я тебя из северов выдернул?
— Спасибо тебе за это.
— Знаешь, на каких правах здесь пребываешь?
— Догадываюсь.
— Ты беглая! В любой момент за задницу схватят, и что — опять, Мамай, помоги?
— Не схватят. Возьму дочку, схоронюсь в каком-нибудь медвежатнике, хрен меня найдешь.
— Найдут, Соня. И в медвежатнике найдут, везде найдут. Ты не просто воровка, ты — Сонька Золотая Ручка.
Та опять помолчала, потом нехотя кивнула:
— Хорошо, я прикину.
Мамай поднялся, без лишних слов поцеловал воровке руку и направился к выходу. Остановившись у порога, он неожиданно предупредил:
— Будь осторожней, Соня.
Она с насмешкой посмотрела на него.
— Посылаешь на дело и сам же мандражуешь?
— Не за дело мандражую. По улицам стало опасно ходить.
— Что это с тобой, Мамай? Неужто целкача нет на пролетку?
Вор проигнорировал ее издевку, помолчал, подбирая слова.
— Ты ведь жидовка?
— Иудейка.
— Вот и я об этом. Народ сейчас лютый пошел. Особенно по вашей национальности. Бьют жестоко и подло. Мои работнички будут атасить тебя. На всякий случай.
— Как-то никогда не ходила под присмотром.
— Береженого, Соня, не только Бог бережет.
В сопровождении Кабана и Артура Мамай ушел. Оставшийся Улюкай подсел к задумчивой воровке и негромко поинтересовался:
— Чего такая смурная, Соня?
— Думала вот отвести дочку в сторону от шуши, да, похоже, пока не вытанцовывается.
Воры снимали для Соньки с Михелиной большую квартиру в дорогом доходном доме на Петроградской стороне, недалеко от Петропавловской крепости.
Михелина удивительно походила лицом на мать, в ее пугливо распахнутых глазах уже просыпалась очаровательная маленькая женщина, а на верхней губе едва заметно пробивался темный чувственный пушок.
Она сидела за столом в гостиной, удивленно и настороженно глядя на чем-то озадаченную мать.
На кухне гремела посудой дебелая, широкозадая прислуга Ольга по прозвищу Слон.
— Нужен твой совет, Миха, — промолвила наконец Сонька.
Она называла дочку Михой, когда испытывала особую нежность к ней.
— Мой совет? — удивилась дочь. — Слушаю тебя.
— Мы должны помочь одному человеку, — сказала Сонька. — Дело трудное. Но оно должно стать последним.
— Последним — это как?
— Больше воровать не будем. Уйдем от этого. Я дала себе слово.
— Мам, а жить на что?
— Наймусь к богатым в прислуги, — отшутилась та.
— И стыришь все, что плохо лежит, — рассмеялась дочка.
В гостиную бесцеремонно вошла Ольга и громко заявила:
— Нужны деньги на базар. Никакой жратвы в доме нет.
Сонька достала из сумочки пару купюр, протянула прислуге.
— А шепчетесь чего? — настороженно спросила та. — Опять чего-то затеваете?
— Ступай по своим делам и не лезь в чужие! — резко ответила Сонька.
— Вот и поговорили. К ним по-людски, а они по-собачьи, — мотнула головой Слон и потопала на кухню. — А еще господа прозываются… Из грязюки — в князюки!
Хмыкнув, она с силой захлопнула дверь.
— Хамка, — возмутилась мать. — Наглеет день ото дня.
— Так выгони ее, — пожала плечиками Миха.
— Как-то не с руки. Слишком много знает про нас.
— Потому и наглеет, — кивнула дочка и заговорщически подсела к матери поближе. — Ну и в чем мы должны помочь человеку?