– Садись, малая. Хоть ноги и молодые, а все равно не казенные.
* * *
– Зачем вы над ним подтруниваете?! – возмутилась Ксюша, когда Протасов закончил. – Он, ребенок еще, выдумывает разное, книжек своих начитается, про привидения, и сам в это верит. Но, вы, взрослые дяди…
– Мы подтруниваем? – задохнулся Протасов. – Ну, ты, блин, вообще уже…
– Ничего я не придумывал! – возразил мальчишка. – Так в книгах написано. О колдунах, ведьмах и нежити.
– Выдумки! – фыркнула Ксюша. Это было сказано настолько безапелляционно, что Протасов обернулся к Вовке за поддержкой. И обнаружил на лице последнего облегчение гражданина, избавившегося от затянувшегося запора.
– Так ты, малый, конкретный фантазер? – Волына даже исхитрился улыбнуться. – Сам такую фигню придумал? Сам, да?! Молоток! Пробрало! В натуре пробрало. По-любому.
– Зря вы мне не верите…
– Говорил я тебе, пацан, тебе твои книжки боком вылезут! Мозги высушат, и все дела. Понял, зема?! У «пионера» крыша поехала. Дочитался, короче. А голова, пацан, не резиновая.
– Ничего я не тронулся!
– Как пить дать! Свихнулся к Бениной бабушке. Однозначно.
– Подождите, – попросил Протасов, но Ксюша встала и, взяв брата за руку, дала понять, что разговор окончен.
– Погоди, погоди! – запротестовал Протасов.
– Хватит! – Ксюша, чуть ли не силой, сдернула брата со стула и вытащила за дверь, легко, как школьный рюкзак. – Пожалуйста! Не приставайте к нему, ладно?! И мамке не говорите. Мамка разозлится.
– Вот так вот… – растерянно протянул Протасов, у которого вопросов стало гораздо больше, чем с утра.
– В чем дело, зема? Пацан – конкретный фантазер. И все дела.
Валерка не разделял охватившей Вовчика эйфории. Наоборот. В глазах Ксюши он разглядел такой ужас, что ее слова про фантазера-братишку казались даже не жалкой бравадой, а, скорее, латанием каких-то дыр, пока что неизвестных Протасову.
– Вовка, ты мудак, – устало вздохнув, констатировал Валерий.
– Почему это я мудак?
– Это ты папу с мамой спроси.
Протасов решил дожидаться Ирину. Хозяйка объявилась около шести. Солнце к тому времени наполовину закатилось за горизонт. Световой день в феврале короток. На землю опустились сумерки.
Едва Ира переступила порог, Протасов насел на нее с вопросами, как папарацци на пьяную принцессу. Предупреждения Ксюшеньки «ничего не говорить мамке» он проигнорировал, как сталинский генштаб шифровки Рихарда Зорге. [39] И натолкнулся на каменную стену. Ира молча копошилась в кухне. Ужин был приготовлен Ксюшенькой, так что Ирина лишь делала вид, что по уши занята кухонной работой, последнее стало очевидно даже Протасову. Валерий торчал в дверях, Волына выглядывал из-за плеча приятеля.
– Нет, Ирка, ты, в натуре, объясни, что за фигня, а? – Протасов протиснулся в кухню и оседлал ближайший табурет. Тот, как водится, заскрипел всеми своим деревянными членами. – Нет, е-мое. Ты думаешь отвечать, или как?! – Чем больше она отмалчивалась, тем сильнее заводился Протасов. Волына регулярно поддакивал, словно депутат на партийном съезде.
– В общем так, Валерий! – неожиданно холодно и твердо произнесла хозяйка, – тебя с дружком комната устраивает или нет?! Устраивает – давай плати – ты мне еще за прошлый месяц задолжал. А не устраивает: бери своего приятеля, собирайте манатки, и выметайтесь к чертовой матери!
– Но… – открыл рот Протасов, деморализованный как кот, которому на голову выплеснули ушат ледяной воды.
– И никаких но! – закричала Ирина, – Разговор закончен, Валерий! – по-прежнему не глядя на Протасова, она вылетела из кухни.
– Вот фурия, – протянул Волына, – натуральная, мать ее, мегера…
– Ладно, Вовчик, – вздохнул Протасов, – пошли, короче, к себе. А то выгонит на улицу, в натуре.
– Так это…
– Что это? Тебе, что, блин, есть где жить?
Приятели вернулись в комнату. Волына был не прочь поболтать, но Протасов отмахнулся:
– Кончай базар, Вовка. Завтра вставать ни свет, ни зоря.
– А капкан?
– Запихни на чердак.
– Один, зема? – Вовчик скорчил такую кислую мину, которой только делать кефир из молока. Потом его все же заела совесть, и он, кряхтя, подался во двор, бормоча про корешей, от которых никакого толку. Валерий укрылся с головой, и повернулся лицом к стене.
Он уже почти заснул, когда Вовка вернулся с обескураживающим известием насчет новенького замка, украшающего ворота сарая.
– Так что не будет лестницы.
– Да ты что? – не поверил Протасов. – Вот корова… Намаханная на своем привидении.
– А ты, думал, зема. Что будем делать, а?
– Отложим до завтра, – поколебавшись, решил Протасов. – Давай, Вовка, спать.
– Ты спи, а я покараулю, – предложил Волына. Протасов не стал возражать.
* * *
Ночь, на счастье, прошла без приключений. Утро застало Протасова в постели, а Вовку на стуле, в обнимку с ППШ. Валерий первым продрал глаза, растолкал часового, и они по-армейски оперативно собрались. Протасов первым ступил во двор, вовсе не зловещий по утру. Вовка последовал за ним с опозданием.
– Веревку проглотил, лопух? – на ходу обронил Протасов.
– Сюрприз сделал. Для хорька. – Тоном заговорщика сообщил Вовка. – Капкан поставил. За порогом. Напомни, зема, чтобы сами не вляпались.
* * *
Вернувшись из города за полночь, приятели окаменели в дверях.
– Натуральный шмон, зема… – пробормотал Волына, обернувшись к Валерию за поддержкой. Но, тому нечего было предложить. В комнате царил невероятный хаос. Словно по ней пронесся ураган, или побывала банда налетчиков, или, милиционеры с санкционированным обыском. Вещи были вывернуты наизнанку и валялись, где попало, матрацы сорваны с лежаков. Стулья лежали кверху копытами, как вымершие от глобального похолодания стегозавры. Стопка старых газет, прихваченная Вовчиком с чердака, исчезла бесследно, как золото партагеноссе Бормана.
– Оружие? – одними губами сказал Протасов. Вовка ринулся на поиски и, жалобно завопив, повалился ничком. Это было так неожиданно, что Валерка не сразу разглядел капкан, висящий на стопе Вовчика, как пиранья на ляжке тапира.
– Сними это с меня! – завывал Волына. Протасов искал подходящие инструменты. – Зема! Умоляю!