Протасову довелось повозиться, сначала разжимая «челюсти» капкана монтировкой, а потом накладывая тугую повязку. Это счастье, что у них оказались под рукой бинты. Пока Валерий трудился, Вовчик жалобно постанывал.
– Сам виноват! – фыркнул Валерий, придирчиво оглядывая результаты своих стараний. – Радуйся, блин, что кость уцелела.
– Как же, радуйся! – слабым голосом передразнил Волына.
– В следующий раз будешь смотреть под копыта!
– Следующего раза не будет! – с неожиданной яростью поклялся Вовчик. – Давай поймаем гада, изловим, блин, и на вилы! Чтобы понял, паскуда, что не в ту дверь постучался!
– Да как ты его поймаешь? Если он неуловимый, а? Тут, Вовка, с кондачка решать не годится. Костей не соберем. Тут по научному надо.
– Как это?
– Молча, блин. С пацаном надо пошушукаться.
– С кем?! – не поверил Волына.
– С сопляком Иркиным, вот с кем.
– Ты, зема, белены объелся?
– Пацан книги читает. Пацан грамотный.
– Да пускай свои книги в задницу затасует! – в сердцах сплюнул Вовчик. – Вот что надо! – он потряс в воздухе ППШ, который каким-то чудом уцелел под кроватью. Протасов стукнул кулаком по подоконнику:
– Вовчик! Ты что, блин, не врубаешься, что тут такая херня, против которой твой ППШ, как хлопушка против гонореи?
* * *
Игорешка закашлялся во сне, и Ирина подумала, что сейчас он, скорее всего, проснется. «Опять где-то просквозило…» «Где-то?! Втвоей халупе, да где угодно. Щели-то повсюду». Тепло уходило из дома через худую крышу, как будто той просто не существовало в природе. Сырость распространялась от земли, и это чувствовалось в каждой комнате. «А у них опять обувь дырявая, пальцы через прорехи торчат, так чего ты спрашивается, хотела?» Скрипнула пружина, Игорь перевернулся на другой бок и затих. Ксюша что-то пролепетала во сне, и Ирина испугалась, что он таки разбудил сестру. Она спала гораздо чутче брата. «А чему ты удивляешься, если у них разные отцы».
Ее спальню и детскую разделяла полая, зашитая фанерой перегородка в палец толщиной, и темный коридор со старомодным комодом, набитым бесполезным старым тряпьем, вперемежку с таблетками нафталина. В бедности поневоле становишься бережливым, но эта бережливость совершенно ничего не дает.
«Надо бы сходить, укрыть Игоря», – подумала Ирина, прислушиваясь, но, что-то удержало ее от этого. Возможно, соображение о скрипучих половых досках в коридоре, и возможность натолкнуться в потемках на ведро или таз. Оно сработало на уровне подсознания, оставив Иру в кровати. Она натянула одеяло до горла, решившись выждать еще немного, чтобы дети покрепче заснули. Чтобы не услышали, как она уйдет.
Лежа с закрытыми глазами, она отчего-то вспомнила второго мужа Виталика, снабдившего ее Игорешкой, перед тем, как отправиться на зону за хищение колхозного ГСМ. Виталий был ничего, по меркам Пустоши его можно было назвать даже ласковым, и Ирка думала о нем с теплотой. В отличие от отца Ксюши, который был старше на восемь лет, любил выпить, а во хмелю не ведал, что творил. Ксюшу они зачали именно в последнем его состоянии, после дискотеки, в каком-то сарае. Мольбы перепуганной насмерть восьмиклассницы не возымели никакого действия, а его детородный орган показался ей подобием подзорной трубы. Ничего, кроме разочарования, боли и слез, она в те вечером не испытала. По возвращении домой ее как следует отстегала мать, а потом еще и вытурила взашей. Они с Гошей расписались через четыре месяца, когда будущая Ксюша уже лягалась вовсю.
«И девчонка ладная получилась. И сердечная такая…»
«А вот штука у него была… – добавила Ирина, уже почти заснув, – куда там иному коню… ведра тягать на такой, вместо коромысла».
Постепенно Ирину сморил сон. Комната уплыла куда-то, вместе с обстановкой, в неизвестность и мрак, оставив хозяйку в той части дома, куда она только намеревалась идти.
– Пришла? – констатировал один из мужчин. Они расположились за столом, жуя сухофрукты и потягивая холодный чай из пиал. – Садись, давай.
– Ага, выпей с нами.
– Давайте, лучше быстрее начнем. А то, дети проснутся… – выпалила она, чувствуя, как щеки пылают огнем.
– Зачем просыпаться? – осведомился крайний слева, сверкнув белыми, похожими на искусственные, зубами. – Сейчас поздно уже…
«Поздно», – эхом отозвалось в голове. Рустам, улыбаясь, будто мартовский кот, отодвинул стул, выудив откуда-то новую с виду купюру.
– Ложись, как договаривались, и она твоя.
Путаясь в пуговицах непослушными пальцами, Ирина избавилась от одежды, оставшись в одних трусах. Лучших, которые у нее были.
– Зачем они тебе? – справился обладатель вставных зубов.
«Точно как на медосмотре», – подумала она, запуская пальцы под тугую резинку. Переступила босыми ступнями, покачнувшись, и чуть не потеряв равновесие. В голове набатом ухал пульс. Пол был шершавым, как наждак, а по щиколоткам веяло сквозняком. «Господи, что же я творю?» — спросила Ирина, переминаясь с ноги на ногу. Они казались ей полными до несуразности, на левой белел старый шрам, оставшийся после падения с велосипеда. Три пары глаз, не отрываясь, следили за ее действиями. Ирина не была стриптизершей, и потому чувствовала себя не в своей тарелке. Мягко говоря, не в своей.
– Ложись, – хрипло повторил Рустам. Чтобы не тянуть с этим делом, ожидание смерти хуже самой смерти, она послушно улеглась на кровать, вздрогнув от прикосновения простыни, холодной, как саван. И посмотрела в потолок, давно нуждающийся в покраске. Рустам, нагнувшись, положил обещанную сотку на живот, немного пониже пупка, который порывисто подымался и опускался. Ирина тяжело дышала. Купюра же была легкая, словно перышко. В общем, Ирке выдали аванс. Теперь его предстояло отработать.
– Ноги раздвинь, чтобы мы видели, что купили, – предложил кто-то, и она раздвинула, беспрекословно и молча. Утратив голову, по шапке не плачут.
«Я еще могу отказаться, – прозвучало в голове, впрочем, неуверенно и тихо. – Пусть забирают свои проклятые деньги. Яэтого не хочу». Тяжесть внизу живота утверждала диаметрально противоположное.
– За такую телку и полтораста бачков не жалко, – засмеялся Рустам, и мужчины дружно поднялись из-за стола. Ирка даже испытала облегчение, она побаивалась, что вдруг не понравится, они передумают, и заберут деньги. Опасения оказались напрасными. Ее фигуру можно было назвать полноватой, впрочем, полнота и белая кожа только добавляли ей привлекательности в их глазах. Это она поняла по зрачкам, а потом и не только по ним, когда азиаты сбросили одежду. «Быстреебы они начали», – думала Ирина, пока мужчины подступали вплотную. Их смуглые руки взялись за ее молочное тело, и оно дернулось от необычных ощущений. Тот, что с белыми зубами, ущипнул ее за соски, как будто проворачивал сразу два ключа от сейфа.