– Мать перемать! – захрипел кавторанг, провожая спланировавший на кафель лифчик. Стоящие торчком соски перекрыли Ивану Митрофановичу кислород, вспотели даже ладони, а эрекция наступила такая, какую не вызовешь никакими препаратами, хоть упаковками глотай. Можно с уверенностью утверждать, что случись в те минуты двенадцатибальное землетрясение, кавторанг Растопиро так бы и сидел перед экраном, пока на голову не посыпались балки перекрытий. Смотрите покупную заморскую эротику до синих чертиков в глазах и перегоревших пробок электросчетчика, но она не стоит и минуты домашнего стриптиза в исполнении вашей знакомой. Тем более такой, как Кристина Бонасюк.
Досмотрев до финала и едва не финишировав на последних метрах пленки, кавторанг перемотал кассету в начало, и уже потянул слегка вибрирующий палец к клавише «play», планируя прокрутить запись еще хотя бы разок. Резям в паху было не остановить кавторанга. «Да я этуленту и до дыр сотру. Запросто!» — мелькнуло в разгоряченной голове. И тут Ивана Митрофановича осенило:
«ЕСЛИ ЕСТЬ ЭРОТИКА, ТО ДОЛЖНО БЫТЬ И ПОРНО!»
Кавторанг ринулся к этажерке и перерыл ее липкими от пота ладонями, действуя с энергией спаниеля, почуявшего лисью нору.
Очевидно, удача в тот день сама шла в руки. Вскоре он совал очередную кассету в магнитофон с таким остервенением, что рисковал повредить шахту. С первых же минут стало ясно, что он обнаружил нечто.
– Ух ты! – только и оставалось сказать Растопиро, когда в коридоре что-то упало. Звук застал кавторанга врасплох, как боевая торпеда прогулочный теплоход. Кавторанг заметался по спальне, будто та превратилась в палубу терпящего бедствие корабля. «Кристина! ЭтоКристина пришла! – бухало в голове колоколами громкого боя. – ПАЛУНДРА!» Он толком не знал, сгорать ли от стыда, или насиловать кузину на месте по принципу «Где наша не пропадала. Хуже уже не будет!». «Или пан, или пропал!» — сказал себе Растопиро, и вылетел из спальни, позабыв выключить телевизор. Уши, щеки и скулы Ивана Митрофановича горели огнем, в груди бушевал пожар, а глаза сверкали, как у вурдалака в полнолуние. В коридоре Растопиро ожидал сюрприз в виде Василия Васильевича, валяющегося на полу в позе сраженного последней каплей борца с трезвостью. Первым делом кавторанг подумал, что малопьющий брат нарезался до того состояния, какое на милицейском суржике зовется «порочащим человеческое достоинство». Затем, разглядев кровь на лице, Иван Митрофанович решил, что Вась-Вася крепко побили хулиганы. Но, заметив, что рубашка и штаны кузена тоже лоснятся чем-то красным, заподозрил самое наихудшее.
– Васек, ты что, под трамвай попал?!
– Ох, поистине… – мычал Василий Васильевич.
Опомнившись от первого потрясения, Иван Митрофанович вспомнил о своем медицинском образовании и занялся оказанием неотложной помощи.
– Только ты лежи, не двигайся.
Убедившись в течение следующих пяти минут, что жизнь Бонасюка вне опасности, он помог несчастному банщику подняться.
– Фу ты черт. А я думал – кровь. Ты что, в варенье извалялся?
– Не извалялся я, Ваня. Изваляли меня, сволочи!
– Кто ж тебя так?!
И тут Василек, горько вздохнув, выложил брату всю правду, сгоряча еще и сгустив краски, чего, в общем-то, и не требовалось. Ситуация и без того выглядела удручающе.
– Ну и дела… – сказал кавторанг. – Вот пришмандовка бесстыжая…
«Так я и знал. Ну и девка. Странно, как это она раньше Василька не бортанула».
Новость нуждалась в осмыслении, Бонасюк в утешении, и Растопиро решил, что, в любом случае, не помешает выпить водочки.
– Давай-ка, Вася, накатим. Водка, как раз то, что тебе аккурат сейчас требуется. Как врач тебе говорю.
Выпили по одной, по второй, по третьей. Василий Васильевич, у которого с утра маковой росинки во рту не было, быстро захмелел, провалившись в пьяный дурман. Сквозь тошнотворный водочный плен, в который угодило сознание, он еще какое-то время видел размытый силуэт кузена. Иван Митрофанович размахивал руками, сыпля обвинениями, как революционный оратор:
– Дешевка дрянная! Шалашовка! Всем тебе обязана! Ты ж ее, паскуду, из грязи вытянул! Вот как, значит, отблагодарила! Ты как хочешь, а я такого не потерплю. Дурак ты будешь, причем круглый, если это блядство ей с рук спустишь! Ишь! Сауну захотели?! Накось – выкуси! – Кавторанг скрутил кукиш и потряс им у кузена под носом. Иван Митрофанович разошелся не на шутку, чувствуя себя обманутым вдвойне. Обида за брата подогревалась личным разочарованием, выражавшимся лаконичной фразой: хороша Маша – да не наша.
А потом изображение поплыло перед глазами Вась-Вася, лампочка под потолком превратилась в прожектор, светящий сквозь ночное марево. Василек погрузился в сон.
* * *
пятница 4-е марта 1994 г. НИИПАГ
Пятница в больницах день специфический. Врачи косяками убывают на уик-энд, за докторами тянутся больные. Те, кому есть куда, и у кого есть кому за ними заехать, могут полагать себя счастливчиками. Всем прочим остается скучать до понедельника, читая книги, отирая больничные коридоры, либо без разбору смотря телевизор. У кого он в палате или на этаже имеется. Шляться по больничному парку, если ноги и погода позволяют, томительно ожидая начала следующей недели, и думая о своих болячках. В силу целого ряда обстоятельств думать о чем либо еще в больницах получается туго.
«Чемоданное настроение», охватывающее значительную часть больных по пятницам, передалось и Кристине Бонасюк. Она сидела в палате как на иголках, то и дело сверяясь с часами. Бандура обещался подъехать в три, а стрелки показывали без четверти шесть пополудни. В конце концов, она вздохнула, собрала нехитрые пожитки, застелила больничную койку и покинула больничный корпус, надеясь, что повстречает Андрея по дороге. Ненадолго задержалась у калитки, но Андрея все не было, а северный ветер пронизывал до костей. Кристина решила больше не ждать.
«Наверное, Правилов задержал…»
Не теряя больше ни минуты, она подошла к краю тротуара, чтобы поймать такси. Ей довелось голосовать на удивление долго, пока к бровке ни причалила ухоженная кофейная «шестерка».
* * *
Квартира Андрея оказалась пуста. Повесив верхнюю одежду в коридоре, Кристина прямиком отправилась в ванную. Приняв душ, облачилась в домашний халат, перестирала вещички из больницы и вышла на кухню, чтобы повесить их на протянутую за окном бельевую веревку. Отсутствие балкона на первом месте в длинном списке недостатков, отличающих первые этажи. Правда, Бандура, время от времени, грозился достроить просторный балкон, а подвал под квартирой переоборудовать в парную. Тем более, что с паром там проблем не было. Трубы регулярно лопались, подвал заливало водой, а по всем этажам воняло затхлым болотом. «Ничего, ничего, – храбрился Бандура. – Такую сауну забадяжим, твой Васька от зависти вафельное полотенце сожрет!» Но, обещания висели в воздухе, а неудобства, как и полагается, стесняли. Такое положение вещей вовсе не выбивалось из правила.