Страччи покачал головой.
— Надо признать, — сказал Джерачи, — происходили и более странные вещи.
Страччи допил кофе и отдал пустую чашку своему consigliere, который покорно поднялся снова наполнить ее.
— Понимаю твою горечь, Ники, — проговорил старик. — Но ты просишь у меня невозможного.
— В моей просьбе ничего особенного. Я всего лишь предлагаю вам дать Майклу Корлеоне то, чего ему всегда хотелось.
Страччи поднял брови.
— Продолжай.
— Майкл с неохотой занялся нашими делами. Прекрасно. Хочет бросить — пусть бросает. Хочет стать законопослушным бизнесменом? Сколько раз вы слышали от него подобные высказывания? Достаточно, чтобы затошнило, верно? И тут мы можем ему помочь. Позволим ему воплотить мечту, ничего более.
— Каким образом? — спросил Страччи.
— Отправим на заслуженный отдых. — Ник сделал паузу, чтобы собеседник осознал сказанное. — Точнее, Комитет отправит его. Я стану боссом, для чего уже заложен фундамент. Вы проработали со мной двадцать лет и знаете, как верят мне люди. Я выдвину ряд обещаний. Поклянусь Комитету. Майкл Корлеоне останется богатым человеком с полным контролем над парой легальных предприятий, и этого хватит, чтобы обеспечивать семью, если он сможет управлять ими без связей, преподнесенных ему на серебряном блюдце отцом, да покоится он с миром. Если Майкл Корлеоне согласится на это и мирно уйдет, ни с моей стороны, ни со стороны людей, которые на меня работают, не будет никаких действий. Это я могу гарантировать.
— И ты хочешь, чтобы я предложил это от твоего имени?
Джерачи кивнул.
Страччи притворялся, будто размышляет, но Ник был уверен: дело решено.
— Допустим, я пойду на этот шаг. А вдруг другие не согласятся?
— Если вы сделаете это, дон Страччи, другие согласятся. Не считая Майкла, конечно, правом голоса обладают девять человек. Значит, надо получить пять «за» и иметь одного сильного сторонника. Если вы станете этим сторонником, дон Страччи, шесть голосов наши.
Джерачи все рассчитал. Трое (и только трое) донов слепо преданы Майклу: Оззи Альтобелло и Лео Кунео в Нью-Йорке плюс Джо Залукки из Детройта. Ник уже заручился поддержкой Трамонти, Драго и Джона Виллоне из Чикаго, которого Джерачи знал еще по Кливленду. Виллоне, новый человек в Комитете, узрел в плане мудрость, но, понятно, не согласился выполнить подобную задачу. Он пообещал вести себя тихо и проголосовать за отставку Майкла, если окажется в большинстве. Они с Ником согласились, что решающим голосом обладает дон Страччи. Он не только четвертый на стороне Ника, он перетянет в их лагерь Фрэнка Греко. Босс Филадельфии Греко недавно в Комитете и, хотя не ведет дел в Нью-Йорке, плотно сотрудничает со Страччи. У Греко есть все причины потакать желаниям старшего умного товарища с севера.
— Получается пять к трем, — сказал Ник, — даже не считая семью Барзини.
Джерачи с наслаждением наблюдал, как меняются лица Нунзиато и Страччи.
Насколько у всех хватало памяти, мир между Барзини и Корлеоне был шатким. Толстый Поли Фортунато, нынешний дон семьи Барзини, не расположен забывать обиды, и сложно представить, какие у него могут появиться возражения против отставки последнего Корлеоне в семье Корлеоне. Ему не придется начинать войну, тем более на собственной территории Стейтен-Айлевда. Нужно всего лишь проголосовать и заставить трех сторонников Майкла принять неизбежное.
Джерачи видел, как в большой голове Черного Тони Страччи зажглась лампочка.
— Единогласное решение, — произнес он.
— Верно, — подтвердил Ник. — Почти так.
— Но что я скажу моему другу Майклу, когда мы будем обсуждать этот вопрос? Деловой шаг, ничего личного?
Джерачи улыбнулся.
— Он это сам понимает.
Тони кивнул. Нунзиато наклонился, и Страччи зашептал ему на ухо; consigliere кивнул и прошептал что-то в ответ.
— Я лично поговорю с Фрэнком Греко, — заявил Страччи. — Сообщу о своем решении в течение сорока восьми часов.
Джерачи не надо было и ждать.
Черный Тони Страччи встал, они снова обнялись, Нунзиато проводил Ника до двери и предложил взять пончик на дорогу, Джерачи взял, чтобы не выглядеть невежливым.
— Если ты удовольствуешься таким поворотом событий, — сказал Страччи, и Ник остановился в дверях, — я могу сделать два вывода. Первый: вы, новое поколение, не так повязаны местью, как мы, с чем вас и поздравляю. И второе: ты наверняка имеешь отношение к произошедшему с Томом Хейгеном.
Джерачи нахмурился.
— А что случилось с Томом Хейгеном? Есть новости?
— Очень скоро, молодой человек, — сказал Страччи, покачивая костлявым пальцем, — я дам вам знать.
— У вас сорок восемь часов. Обдумывайте, сколько вам угодно. Сердечно благодарю, дон Страччи.
— Prego. [29]
— Кстати, — обернулся Ник, выходя, — при следующей встрече напомните, чтоб я рассказал вам о хорошем денежном вложении в похоронный бизнес. Крупномасштабный проект.
— Добро пожаловать домой, Ники.
Ответ, пришедший на следующий день через посредников, был положительным.
Однако Страччи передал, что Фрэнк Греко хочет встретиться с Ником и выпить, поскольку они не знакомы. Джерачи уверил, что сделает это с удовольствием и выпивка за его счет.
* * *
Ник жил на катере Момо Бароне, который Таракан купил у Эдди Парадиза, когда тот приобрел новый. Он был пришвартован к маленькой пристани в Николи-Бэй, а не в Шипсхед-Бэй или Канарси, где держат катера большинство умников, знакомых Нику. Укрытие оказалось идеальным на короткий срок: достаточно близко к городу, чтобы встречаться с нужными людьми (включая несколько осторожных свиданий с Шарлоттой), и достаточно далеко, чтобы случайно не напороться на нежелательных людей. К счастью, Нью-Йорк простирался на восток не дальше аэропортов. Каюта была очень удобной; Ник даже поставил пишущую машинку на столик и ухитрился закончить книгу, кроме последней главы: надо сначала прожить кусок жизни, чтобы описать его. Хотя наброски уже имелись.
— Так как оно должно сработать? — спросил Момо вечером накануне собрания. Они вышли в море, притворялись, будто рыбачат.
— Не забегай вперед, — сказал Ник.
— Значит, ты просто пойдешь на собрание и — бац! — по взмаху волшебной палочки станешь боссом?
— Типа того. Почему ты беспокоишься?
— Боже мой, Ник. Сколько ты меня знаешь? Я беспокоюсь по любому поводу.
Джерачи рассмеялся. Руки чесались взъерошить жесткие волосы Таракана.
— Зачем ты это делаешь? Я давно хотел спросить.