— Рональд? Сам выбирал имя?
— Льва зовут Рональд.
— Почему Рональд?
— Что ты ко мне пристал? Откуда мне знать, почему Рональд? Мне отдали льва с таким именем.
— Так почему бы тебе не назвать его, как нравится?
— Потому что я хочу называть его так, как он привык, — сказал Эдди. — Здравый смысл. Элементарная вежливость.
— Твоя элементарная вежливость распространяется даже на львов?
— Давай, продолжай хамить в его адрес. Посмотрим, до чего тебя это доведет.
— Лев в гребаном Бруклине, — произнес Риччи. — Я восхищаюсь тобой, мой друг. Я бы до смерти испугался держать у себя в клубе льва.
— Обычное животное. Обращайся с уважением, и бояться нечего.
Эдди оглядел Риччи.
— Чего бы я испугался, — заявил Риччи, — так это что люди начнут судачить, будто лев — домашняя кошка для мужчины с маленьким членом.
К черту людей! К черту что они болтают!
— Ну и что? Не у всех такие заботы, как у вас в департаменте.
— Вздор, — буркнул Риччи, но без злости. — Ты же помешан на цирке, у тебя свои тревоги. Некоторые просто не решаются в этом признаться, в отличие от меня.
Они поднялись на крыльцо. Внутри охранник-олух смотрел телевизор.
— Ты упорно нарываешься, Рич, — отметил Эдди.
— Знать меня — любить меня, малыш. — Он хлопнул Эдди по спине. Парадиз не любил, когда к нему неожиданно прикасаются, тем не менее не стал возмущаться.
Они вошли, и диктор по телевизору сказал, что имя убийцы не Белфорд Уильямс, как сообщалось ранее, а Хуан Карлос Сантьяго.
— Что за убийца? — спросил Эдди. Охранник шикнул в ответ и даже не встал со стула. А между тем в комнате находился Момо Бароне, и в его задачи входило объяснить молокососу, как подобает себя вести.
Хуан Карло Сантьяго, как говорил диктор, предположительно приходится единоутробным братом высокопоставленного чиновника в правительстве Батисты. Его якобы убили мятежники во время революции. Сантьяго принимал участие в неудачной попытке захвата острова в прошлом году. Знакомые описывают его как «нелюдима» и «беспокойного молодого человека». Очевидно, он с детства частый пациент психиатрических больниц здесь, в Штатах, и на Кубе.
Риччи Два Ствола подтянул стул.
— Кого убили-то? — спросил Эдди.
* * *
Кэти Корлеоне навсегда запомнит человека с вытаращенными глазами. Она сидела в научном зале Нью-Йоркской публичной библиотеки, работала над книгой. Кэти видела его впервые, хотя он ничем не отличался от большинства коллег мужского пола: маленький, толстенький, одутловатый, бородатый, одержимый тремя-четырьмя узкими вопросами, под пятой у матери — или девственник, или извращенец, или отвратительная комбинация того и другого.
Он сообщил ужасную новость приглушенным голосом, изображая сильное эмоциональное потрясение, но его выдавала улыбка. Кэти знала: не следует делать вывод, будто он обрадован произошедшим в Майами. Просто он счастлив сообщить ей об этом первым.
Библиотекари тотчас стали выкатывать телевизоры.
Завсегдатаи библиотеки повставали с мест, словно по сигналу, и поспешили к экранам.
На изможденном дикторе были толстые очки, в каких редко выходят в эфир.
Мужчина с вытаращенными глазами подошел к Кэти сзади.
— Я знаю, кто вы, — сказал он.
Кэти шикнула.
— Вы племянница гангстера, произнес он слишком громко для библиотеки, — которая совокупляется с Джонни Фонтейном.
Все взглянули в ее сторону, хотя головы были заняты другим.
— Да, точно. А вы тот самый болван, от которого меня тошнит.
Кэти пошла домой ждать звонка от сестры. Просто почувствовала. Когда открыла дверь, телефон разрывался.
* * *
Вице-Вице-президент Эмброуз «Крошка» Пейтон находился дома в Корал-Гейблс, спал. Он думал, ночь будет длинной, и старался извлечь максимум удовольствия из погружения в небытие. В этом деле его согревали кошки. Эмброуз с женой держали двадцать кошек в Корал-Гейблс и четырнадцать в своей резиденции в Вашингтоне. На сей раз с Крошкой ночевал любимец — толстый старый кот по имени Оцеола.
Жена, вся дрожа, разбудила Пейтона, назвав его «господином президентом».
Она сообщила, что к ним во двор съезжаются седаны с правительственными знаками, и не смогла сказать ничего более. Бедняжка страдала заиканием, обострявшимся в сложных ситуациях. Они были женаты давно, и Пейтон относился к этому с пониманием.
Крошка поцеловал ее, поднялся, сделал глубокий вдох и стал тихо напевать «Я пилигрим», гимн, который пела покойная мать, когда он рос на залитой солнцем ферме. Он поднялся и пошел по коридору, чтобы услышать известие, от которого вздрогнул мир.
* * *
Тереза Хейген сидела за кухонным столом перед телефоном, с ужасом ожидая худшего.
Раздался звонок. На линии был друг, владелец художественной галереи в Саут-Бич. Голос его дрожал.
Как ни странно, Тереза вздохнула с облегчением.
Новость была плохой, но не самой страшной.
* * *
Аль Нери всегда будет помнить, что «Янкиз» проигрывали. Колесики настройки на радио напоминали прибор с космического корабля. «Купе де виль» был первым его «Кадиллаком», и никакая иная покупка не приносила и не принесет ему больше удовольствия. До сих пор в машине стоял запах, будто она только что с завода. Аль смотрел на настройку радио, как в телевизор. Оторвал глаза от панели управления и увидел женщину, проезжавшую мимо в разбитом автофургоне. Ей было около тридцати, волосы завязаны шарфиком, окна опущены, и радио включено на полную мощность. «Я никогда не поверю мужчине, — подпевала она со счастливым видом. — Не ручаюсь только за пальцы свои».
Аль Нери поднял пальцы и посмотрел на них.
Дамочка повернула за угол. Музыка стихла, грузовик проехал всего два квартала и остановился. Должно быть, радиостанция тоже прервала программу для экстренного сообщения.
Нери редко думал о своем беспросветном одиночестве, а тут вспомнил. Выбранный им путь насилия и бездетности. Ему хотелось догнать ее, женщину с шарфиком на голове. Проверить, все ли с ней в порядке.
Вместо этого он вышел из машины и пошел докладывать Майклу о трагедии.
* * *
Томми Нери к тому времени приехал бы в Майами, если бы не остался в городе Панама. Дело было в женщине. Ничего особенного, просто весело проводили досуг, и Томми не мог оторваться от нее. Ему надоело находиться под стрессом. Раньше он не пробовал героин. Прошел целый день после смерти президента, пока Томми понял, что она рассказала ему об этом вчера. Чертово вчера.