Пока турки брали город за городом, европейцы тоже не сидели без дела, яростно сражаясь друг с другом в кровопролитной серии итальянских войн протяженностью в семьдесят лет. [162] Междоусобицы в общем-то всегда приветствовались дипломатией республики Святого Марка. Разделяй и властвуй, учили римляне. Так-то оно так, только Венеции становилось все тяжелее играть роль закулисного кукловода, и она все чаще сама становилась предметом чужих манипуляций. Как уже говорилось выше, весовые категории ее противников стали не те. Этот прискорбный для венецианских олигархов факт всплыл как раз во время упомянутых выше итальянских войн, которые они сами и развязали (1492), воспользовавшись смертью Лоренцо Медичи, одного из творцов системы итальянского равновесия и крупнейшего банкира своего времени. Союзником венецианцев стал новоизбранный папа Александр Борджиа, [163] тот самый, в восторженных дифирамбах которому отчего-то рассыпается финансируемая «Stanton Foundation» [164] «Википедия», называя и меценатом, и ценителем старины, любителем искусств и успешным предпринимателем, умелым администратором, одним из богатейших людей своего времени и даже, черт побери, сгорела хата, гори и сарай, — аскетом! Этот вот «аскет» и сколотил (1493) на пару с Венецией и Миланом Лигу святого Марка, думая лишь о том, как бы выкроить в Италии небольшое такое государство для клана Борджиа. Аскетам, им всегда мало, верно?
Мало в результате не показалось Венеции, но, перед тем как к этому перейти, предлагаю внимательней взглянуть на поджигателя папу, уж какие только проходимцы не сиживали, бывало, на «святом престоле», а запомнился именно Александр VI Борджиа. Видать, было за что… Одно слово — аскет…
Грехи Италии насильно делают меня пророком.
Джироламо Савонарола [165]
Римский папа Александр VI Борджиа был, безусловно, одаренной личностью, неутомимым бизнесменом и политиканом, только держись. Словом, палец в рот не клади, руку по локоть оттяпает. На беду католичества, он употребил свои дарования не так, как следовало бы прозорливому понтифику. Реформация буквально стояла на пороге, уже колотила в дверь. Финансовое расслоение общества на невероятно богатых и чудовищно бедных стало просто неслыханным, под стать тому, что наблюдается ныне на постсоветском пространстве. Александр Пасынков в книге «Феномен ростовщичества», ссылаясь на данные Питирима Сорокина, [166] приводит документальные сведения по этой части. Так вот, если среднегодовой доход крестьянина составлял около сорока гульденов, то дворянин получал вдесятеро больше, под четыреста. Граф снова вдесятеро — четыре тысячи, принц — около сорока, король — больше четырехсот тысяч гульденов. Это что касается Германии. В других областях Священной Римской империи наблюдалась аналогичная ситуация. Представитель какого-нибудь ростовщического клана или католический кардинал (почти одно и то же в ту пору) загребал от ста тысяч дукатов ежегодно и выше. Доход испанского монарха короля Карла V (по совместительству являвшегося императором Священной Римской империи и черпавшего, среди прочего, из открытых заново американских колоний, где инквизиторы с конкистадорами беззастенчиво грабили туземцев) немного не дотягивал до пяти миллионов дукатов. А вот ремесленник заколачивал от десяти до двадцати дукатов в год. Впечатляет? Нетрудно подсчитать головокружительный отрыв одних от других, а заодно прикинуть: как долго могла просуществовать подобная система. «При этом, — пишет Александр Пасынков, — покупательная способность денег до 1500 года была впятеро выше, чем в конце XIX века. Торговля не была больше главной целью — каждый хотел приобрести больше денег». Ясно зачем — чтобы они размножались по экспоненте.
По идее, кому, как не «святой» католической церкви было предвидеть нарастающую угрозу социального взрыва и предпринимать адекватные меры, чтобы исправить положение. Если и не остановить процесс, то хотя бы замедлить темпы сползания в пропасть. Тем более прецеденты подобных попыток были.
Пожалуй, самая известная из них принадлежит знаменитому итальянскому проповеднику тех времен Джироламо Савонароле, слова которого я вынес цитатой в самом начале подглавы, посвященной «семейке» Борджиа. Увлечение трудами Фомы Аквинского [167] и сострадание к беднякам, находившимся в отчаянном положении, заставили Савонаролу, человека далеко не бедного, бросить вызов порочной системе. И он стал проповедником, снискавшим столь грандиозный успех, что «сильным мира сего» доводилось «со скрипом» терпеть его обидные высказывания. Истории известны случаи, когда олигархи по его призыву возвращали неправедно нажитое добро, а, как бы это выразиться, VIP-персоны женского пола не осмеливались щеголять дорогими украшениями для начала хотя бы в церквях. Конечно, врагов на «почве профессиональной деятельности», выражаясь языком современных следователей, у Савонаролы хватало, его то высылали из Флоренции, где он обосновался, то пытались убить, но безрезультатно, словно какая-то сила его охраняла.