Дело о картине Пикассо | Страница: 17

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

* * *


Салон мадам Румянцевой размещался на первом этаже «сталинского» дома неподалеку от станции метро «Парк Победы». Я расплатился с водителем, поднялся по мраморным ступенькам к входной двери и нажал На кнопку звонка. Где-то вдалеке послышалось традиционное для наших дней бездарное треньканье «а-ля Моцарт», и некоторое время спустя стройная ухоженная блондинка открыла мне дверь и томно спросила о цели моего визита. Я назвал свою фамилию и сказал, что мне нужно к Ирине Сергеевне и что мне назначено. Блондинка утвердительно кивнула и поманила меня за собой на второй этаж. (Я не лукавил — мне действительно было назначено: примерно два часа назад я позвонил в салон и, представившись эдаким нуворишем, затребовал личную аудиенцию у хозяйки на предмет консультации по вопросам стоимости мероприятий по превращению своей жены-лягушки — прости, родная! — в Василису Прекрасную.)

В просторном представительском помещении, где за большим столом восседала Ирина Сергеевна, была еще одна дверь, которая вела в соседнюю комнату. Судя по всему, там хозяйка принимала исключительно VIP— персон, либо просто отдыхала от трудов своих праведных. В. любом случае меня туда не пригласили.

Надо сказать, что Румянцева совсем не производила впечатление бизнес-леди. Маленькая, смуглая, с короткой стрижкой, в очках без оправы, она больше походила на школьную учительницу. Однако после того, как в ответ на мое приветствие Ирина Сергеевна улыбнулась, сравнение с училкой улетучилось. Улыбка была потрясающей. Хотя… Все женщины, как известно, прирожденные актрисы.

Я присел в любезно указанное мне кресло:

— Прошу прощения, Ирина Сергеевна! Я вынужден сразу же признаться вам в маленькой лжи: я не являюсь потенциальным клиентом вашего салона. Я всего лишь журналист, — с этими словами я вытащил из кармана красную книжицу удостоверения, — и мне крайне необходимо побеседовать с вами. Еще раз прошу прощения, просто во время нашего телефонного разговора у меня не было полной уверенности в том, что вы захотите пообщаться с прессой.

— Что ж, вы не ошиблись, Георгий Михайлович, такого желания у меня действительно не было, — произнесла Румянцева после того, как внимательно изучила мою ксиву. — Согласитесь, вы повели себя не слишком достойно. Как журналист и… как мужчина. Поэтому мне ничего не остается, как попросить вас удалиться. Тем более что у меня сейчас должна состоятся очень важная встреча.

— То есть, как понимаю, если бы я был вашим потенциальным клиентом, пару минут вы все-таки смогли бы мне уделить.

— Ну хорошо… Я готова уступить вашей настойчивости и уделить вам немного времени. Но не более пяти минут. Что вас интересует? «Отлично, — подумал я, пряча удостоверение. — По крайней мере не придется снова, как в морге, разбираться с местными вышибалами. И это уже радует».

— Спасибо. Я хотел бы побеседовать с вами о вашем муже, а также об Алексее Твердохлебове. Вы в курсе, что недавно с ним случилось, э… несчастье? Она машинально кивнула и, заметно побледнев, взяла со стола пачку легкого «Винстона». Прикурила, при этом пальцы ее предательски дрожали.

— И что же вы хотели узнать?

— Вы знакомы с содержанием книги «Кости для Запада»? Какие из фактов, изложенных в ней, соответствуют действительности?

Румянцева не ответила, однако я понял, что о книге она, безусловно, знает. Я достал из папки фотографию институтского выпуска и положил ее на стол перед ней.

— Ирина Сергеевна, скажите, Александр Твердохлебов действительно был вашим… другом?

Она злобно посмотрела на меня и машинально стала щелкать зажигалкой. Красный огонек появился лишь на пятый раз, после чего она все-таки решилась:

— Где вы взяли эту фотографию? Впрочем, объяснять не нужно. Я так понимаю, что вы почерпнули эти… сведения исключительно из грязной немецкой книжонки?

Тут я, признаться, сблефовал, намекнув ей, что в тайну ее взаимоотношений с Твердохлебовым меня посвятили также некоторые работники морга. Она поморщилась:

— Скоты… Да, Саша был моим другом. Больше чем другом. Если хотите — любовником, хотя это слово звучит весьма вульгарно… Словом, он был единственным мужчиной в моей жизни, которого я по-настоящему любила. Это-то вы можете понять?

Теперь уже наступила очередь кивать мне.

— И все-таки, чего вы хотите? Все равно Сашу уже не вернуть…

— Понимаете, Ирина Сергеевна, я не верю, что Твердохлебов покончил с жизнью сам. У меня есть подозрение, что его убили.

Она вздрогнула:

— Ну что ж… Саша влюбился в меня сразу, еще на первом курсе. А я… Я была глупая, взбалмошная, непутевая девчонка. Уже на пятом курсе я вышла за его друга, за Лешку… Это был такой удар для него. Саша очень переживал, хотел даже бросить институт, а потом, назло мне, взял и женился на моей подруге Светке.

— А я думал, что вы сразу вышли замуж за Румянцева…

— Нет, это у меня второй брак. Мой первый муж тоже учился с нами в одной группе. Вот он, — она показала пальцем на белобрысого паренька, который на фотографии держал ее за руку. — Леша был очень умный мальчик, ему предрекали блестящую медицинскую карьеру…

— А почему был?

— Потому что его уже нет в живых. Он умер.

— Извините…

— Ничего страшного, — Румянцева снова потянулась за сигаретой. — Но, по-моему, мы несколько отошли от интересующей вас темы. Вы сказали, что считаете, что Сашу убили? У вас есть какие-то доказательства?

Я, естественно, ничего не стал говорить ей о своих умозаключениях и информации, скинутой мне Резаковым, и попытался перевести наш разговор в несколько иную плоскость.

— Скажите, Ирина Сергеевна, то, что писалось в книге о злодеяниях профессора Ротвангига, — насколько это все правдоподобно? Я имею в виду: ваш муж, он действительно может быть причастен к контрабанде человеческих органов?.. Хотя вы вправе не отвечать на этот вопрос…

— Нет, отчего же, — перебила меня Румянцева. — Я отвечу вам честно: теперь я уже ничего не могу знать наверняка. Сначала, когда я прочитала эту книгу, я подумала, что все это полный бред. Но потом, по реакции мужа… Словом, мне стало казаться, что какая-то доля правды во всем этом может быть. Вы удивлены моей откровенностью?

Я неопределенно пожал плечами, и она продолжила:

— Знаете, сейчас, после смерти Саши, мне уже все равно.

— Я очень благодарен вам, Ирина Сергеевна, за то, что вы со мной столь откровенны. Тогда еще один вопрос: как вы думаете, кто мог быть автором этой самой книги?

На этот раз Румянцева задумалась надолго. Глядя на нее, мне показалось, что она и сама уже не раз задавалась подобным вопросом. Но тут неожиданно у нее на столе зазвонил телефон. Она взяла трубку:

— Слушаю… Это вы?… Да-да, конечно…— (Я отметил, что Ирина Сергеевна была чрезмерно взволнована). — Хорошо… только у меня здесь посетитель. Подождите, мы сейчас закончим разговор…