* * *
Во внутреннем дворике перед входом в Агентство царила та особая суета и неразбериха, которую умеют создавать исключительно киношники. Многочисленная толпа зевак наблюдала за тем, как Ян Геннадьевич Худокормов совершал спринтерские рывки от камеры к ассистентам, от ассистентов к звукооператору, от звукооператора к осветителям, сопровождая свои перемещения потоками красноречивой брани. Полностью отвести душу Худокормову, скорее всего, мешали лишь наблюдающие за съемкой зрители.
Сгрудившаяся под аркой группа поголовно куривших актеров наблюдала за этим с неприкрытой иронией. Мол, «папа сегодня опять не в духе». Я потянул за рукав Юру Птичкина, оживленно болтающего с Мишей Беляком, на чьи плечи был возложен тяжкий груз увековечить светлый образ самого Спозаранника.
— Здорово, Юра! Как продвигается ваше убийство?
— А, Георгий Михайлович! Привет! Да вот сам видишь — никак не продвигается. Третий час не можем снять пустяковую сцену: Худокормов ждет каких-то особенных, зловещих сумерек, а они все никак не наступают. Осветители ему говорят: погода не та сегодня, пасмурно, а он, видишь, тучи руками разгоняет.
Действительно, глядя со стороны на жестикуляцию режиссера, можно было усмотреть нечто подобное. Но в этот момент Худокормов поймал, наконец, нужный свет.
— Так. Все по местам. Начинаем работать. И побыстрее — времени мало, скоро совсем стемнеет. Олечка, — обратился он к миловидной ассистентке, — ну, и где у нас покойник?.. Я же просил вас… Нет, все, что вы мне до этого показывали, — это тихий ужас. Неужели нельзя найти достойный типаж?
Неожиданно Птичкин подбежал к режиссеру, что-то пошептал ему на ухо, и они уже вдвоем подошли ко мне.
— А что, очень даже недурно. Только вот куртку надо снять и заменить на плащ. Такой, знаете ли, бежевый. — Худокормов повертел по сторонам и взглядом выхватил из группы статистов нужный предмет гардероба. — Вот этот… Олечка, распорядитесь!
Подскочила находившаяся поблизости Олечка, стащила с бедолаги-статиста плащ и решительно направилась ко мне.
— Юра, какого черта! Что здесь происходит?
— Михалыч, выручай! затараторил Птичкин. — Мы все уже здесь просто закоченели… Ну чего тебе стоит? Сыграешь маленькую роль, в ней и слов-то почти нет. Подойдет киллер, стрельнет в тебя — и ты упадешь. Ничего сложного. Вот и плащ тебе несут, так что даже куртку свою не запачкаешь. Опять же, жена по телевизору тебя увидит. Да и гонорар заплатят.
— Да идите вы со своим гонораром, знаете куда! — рявкнул я, но было уже поздно.
Заботливые, но настойчивые женские руки меня сначала раздели, затем приодели, а потом бог весть откуда подскочившая старуха принялась пудрить мне нос и расчесывать металлическим гребешком.
Рядом стояла вездесущая Олечка со сценарной папкой и бубнила:
— Значит так. Выходите из подъезда. Неторопливо. К вам подходит человек, спрашивает: «Узнал?» Вы вздрагиваете. Испуганно спрашиваете в ответ: «Кто вы?» Человек отвечает: «Я — смерть твоя» и достает пистолет. Камера отъезжает. Крупный план. Вы что-то говорите ему, он отвечает (что говорить — не важно, план идет со спины). Затем вы поворачиваетесь и бежите. В вас стреляют. Вы падаете. Всё. Запомнили, или еще раз повторить?
— Запомнил, — проскрипел я, и старуха умудрилась сыпануть пудры мне на язык. Видимо, чтобы не говорил лишнего.
Между тем проблемы киношников одним покойником явно не ограничивались.
— Где киллер? — носился по площадке разъяренный Худокормов. — Где этот чертов Хозиков? Опять в пивной? Уволю, уволю к едрене-фене! Ну что вы все стоите? Ищите его!
Актеры, ассистенты, статисты и прочие разом пришли в движение, изображая активный поиск. Однако желанные сумерки сгущались, а неведомый мне актер Хозиков не находился.
— Все, хватит! — раздался властный голос Худокормова. — Ждать больше нельзя. Киллером будет… киллером будет…— он обвел глазами толпу заворожено следящих за происходящими на съемке событиями зевак, — киллером будете… вот вы, — и он ткнул пальцем в стоящего несколько позади остальных блондина в темной куртке. В отличие от меня, не испытывавшего ни малейшего желания участвовать во всей этой лабуде, приглянувшийся режиссеру мужик весьма охотно стал пробираться сквозь толпу на съемочную площадку. К нему тотчас же подбежали Ирочка со старухой и потащили под прожектора.
— Гримировать и переодевать не будем, так сойдет! — прокричал им вдогонку Ян Геннадьевич. — И не забудьте дать ему револьвер… Так, всем готовность — пять минут…
…Мотор, хлопушка — начали!
Выждав пару секунд (как учили), я вышел из родного агентского подъезда и побрел (опять же как учили) в сторону арки. Откуда-то из-за спины вынырнул блондин-киллер.
— Узнал?
Я обернулся. Нагло ухмыляясь, на меня смотрел… человек из «Тройки» — тот самый Сева, который сидел за столиком с Винтом и Шахом. Человек с обложки книги «Кости для Запада». Человек, убитый в 1997 году во время разборок на Южном кладбище. Сам Кулыгин — собственной персоной…
— Как же, узнал, Алексей Владимирович, — ответил я.
— Я — смерть твоя, — ерничая и явно входя в образ киллера, произнес Кулыгин.
— Да, вижу, — в тон ему ответил я, скосив взгляд на оружие, которое он держал в руке. Однако это был не бутафорский револьвер. Чего-чего, а боевого оружия я в своей жизни перевидал немало. Это был настоящий ТТ.
— Объясни мне, Алексей, зачем ты все это делал? На тебе два трупа и две искалеченные жизни? Не слишком ли много для банальной мести?
— Три.
— Что три? — не понял я.
— Три трупа, — нагло ухмыляясь, пояснил Кулыгин.
— Я так понимаю, третий — это Винт. Господи, его-то за что? Допустим, Умнова ты убрал как нежелательного свидетеля, чтобы зачистить следы. Твердохлебова ты ненавидел уже давно, и тому были причины. С Румянцевыми тоже вроде бы понятно. Но Винт? Это ведь он помог тебе тогда выкарабкаться и остаться в живых?
— Вот за это я его и убил, — ответил Алексей, бешено сверкнув глазами. — Лучше бы я умер тогда, чем такая жизнь, как сейчас. Ты знаешь, сколько мне пришлось перенести, пока эти тут развлекались, сорили бабками, жрали водку и трахались?.. Я хотел убежать от себя. Я провел год в клиниках — сменил внешность. На мне нет ничего своего — все, что ты видишь, пересажено с чужих задниц…
«Да он просто спятил, — догадался я. — Он же самый натуральный псих… Сейчас он застрелит меня, а потом продолжит выслеживать профессора и его жену. И уж на этот раз он не станет выдумывать изощренные хитроумные комбинации. Просто подкараулит и прихлопнет обоих».
— Ты болен, Алексей. Тебе надо в больницу.
— Это вы все тут больные, понял? — Ствол пистолета уткнулся мне в живот. — А теперь давай. Поворачивайся и беги. Тебе же прочли сценарий — классный получится кадр. Ну, быстро…