— Говоря простыми словами: выглядит ли картина так, как должна, согласуется ли с любимыми сюжетами, стилем, композицией и техникой автора. Зачастую этого бывает достаточно. Просто смотришь на картину — и все понимаешь.
— Думаю, в данном случае необходимо провести все возможные тесты, — вставила Вернин. — Если мне придется вернуться к клиентам с плохой новостью, их наверняка будут интересовать все возможные доказательства.
— Моих тоже, — быстро добавил Кинг.
— Мне необходимо взять образцы.
— Только мазки, — твердо сказала Вернин.
— В таком случае я не смогу провести ААС [19] и распределенную обработку изображения, — возразил Бессон.
— Но вы можете сделать рентген, инфракрасное сканирование, исследование в ультрафиолете и РФС, — перечислила она. — Этого хватит.
— РФС? — переспросила Дженнифер.
— Рентгенофлюоресцентная спектроскопия при полном отражении, — объяснил Кинг. — Только не спрашивайте меня, что это значит.
— Для ААС и распределенного исследования необходимо отскрести частицы краски и сжечь их, чтобы исследовать смолы, — пояснил Бессон, настраивая что-то в центральном компьютере. — Обычно люди не соглашаются на это, но всегда стоит спросить.
Один из манипуляторов ожил, опустившись к первому полотну Гогена и заскользив вдоль его поверхности. Дженнифер затаив дыхание следила за тем, как с мерными движениями курсора на экране стало появляться изображение картины. Когда сканирование было завершено, стол повернулся, подведя под манипулятор второе полотно Гогена. Процедура повторилась.
Отсканировав обе картины Гогена, Бессон вывел их изображения на другую группу мониторов и поставил манипулятор сканировать работы Шагала. Настроив экраны так, что был виден мельчайший мазок кисти, Бессон стал изучать каждый дюйм картин, сравнивая один экземпляр с другим.
— Ну как? — с надеждой спросил Кинг минут через пятнадцать.
Не отвечая на вопрос, Бессон перешел к столу и повернул обе картины на правую сторону. Несколько минут он стоял возле них, положив левую руку на живот, а правой подперев подбородок, словно рассматривая полотна. Наконец, кивнув, подошел к лежащей справа картине и положил на нее ладонь.
— Вот эта.
— Что?
— Неправильная.
— В каком смысле? — спросила Дженнифер.
— Она хороша. Прекрасна. Но мазки кисти, наложение красок и цвета гораздо более натуральны в другой картине. Этой не хватает… души.
Кинг шагнул вперед и посмотрел на маркировку, прежде чем торжествующе усмехнуться.
— Это ваша. Не повезло.
Дженнифер кивнула. Хадсон оказался прав: Рази был обладателем подлинника.
— Мне нужно заключение, — мрачным тоном оповестила Бессона Вернин. — И я запрошу вторую экспертизу.
— Конечно, — кивнул он. — Рекомендую Институт Вильденштайна. Эксперт по Гогену — Сильвия Дюкрок.
— А что с Шагалом? — напомнила Дженнифер.
Бессон повторил все те же действия, что и раньше, только заняло это вполовину меньше времени.
— Без сомнения, это оригинал, — объявил он, указывая на картину справа. — Вторая не подходит по времени. Цвета слишком яркие, краски слишком новые. Эта подделка хуже, чем под Гогена. Думаю, ее сделали в Китае. Они все еще преподают традиционную технику письма маслом.
— Пятьдесят евро на то, что это тоже ваша, — улыбаясь, предложил Кинг.
— Какой же ты ребенок, — вздохнула Вернин, посмотрев на маркировку картины и оглядевшись с тоской в глазах.
— Не ваш день сегодня, да? — злорадствовал Кинг.
Дженнифер не слушала. Она пыталась понять значение того, что обе подделки пришли со стороны японского клиента «Кристис».
— Полные отчеты будут готовы в течение одного-двух дней, — сказал Бессон, стягивая с рук перчатки с громким хлопком. — Я отправлю их вам по электронной почте сразу же. Предлагаю до тех пор клиентам ничего не сообщать.
— Договорились, — радостно заключил Кинг, еле сдерживая эмоции. Определенно это была битва при Чаттануге мира искусств. — Спасибо за помощь, Анри, — пылко пожал он руку эксперту.
— Мы сами найдем выход, — бросила Вернин, стягивая халат и направляясь к выходу из чистой комнаты.
— Я верну вам картины, как только закончу с ними, — сказал вслед представителям аукционных домов Бессон, прежде чем повернуться к Дженнифер. — Предполагаю, вы хотели бы, чтобы то, что вы привезли с собой, было отправлено к вам в гостиницу, мадемуазель Брауни?
— Отель «Георг Пятый», — подтвердила она. — Спасибо.
Дженнифер пожала ему руку и собиралась выйти вслед за Вернин и Кингом.
— Mademoiselle Browne. Un moment, s’il vous plait [20] , — окликнул Бессон, снимая очки. — Не хотел говорить при всех, — произнес он, понизив голос, — но вы должны знать кое-что об этих картинах. В частности, о Гогене.
— Слушаю.
— Это не просто подделки. Это превосходные копии.
— Что вы имеете в виду?
— Я хочу сказать — у того, кто написал их, был доступ к оригиналу. Из этих двух копий Гоген, несомненно, выполнен лучше, но обе картины содержат мелкие детали, о которых фальсификатор мог узнать, только глядя на подлинник. Возможно, он — или она — оказался чересчур умным.
Дженнифер тяжело вздохнула. Теперь она не могла сконцентрироваться на двух подделках и их истории, приходилось включить в расследование и оригиналы. Дело не упростилось, а она вновь оказалась там, откуда начала.
— Это не тот ответ, который вы искали?
— Тогда было бы слишком просто, — грустно улыбнулась она.
Эксперт проводил ее до двери, но как только Дженнифер ступила на лестничную площадку, она вспомнила, что хотела задать еще один вопрос. Вытащив из сумки лист бумаги, она протянула его Бессону:
— Это вам о чем-нибудь говорит?
Он снова нацепил на нос очки и внимательно изучил номер, который она переписала с факса Хэммона.
— Похоже на инвентарный номер Лувра, — нахмурился он. — Обычно он состоит из даты приобретения и серийного номера, но в Лувре своя система. Им нравится быть оригинальными. Хотя я не уверен… Хотите, чтобы я выяснил?
Она колебалась пару мгновений. Если это был инвентарный номер Лувра, она жаждала попасть туда лично. С другой стороны, не было никакой гарантии того, что с ней захотели бы встретиться.
— Было бы хорошо.
— Я могу оставить это?
— Конечно. Скажите мне, если что-то выяснится.