Мы двинулись дальше, проходя с другой стороны вдоль всей длины огромного рисунка. Я видел по другую сторону Лабиринта место, где горел фонарь. Свет его почти терялся в призрачном мерцании Лабиринта.
Вскоре Корал снова остановилась.
— А что это за линия, которая, кажется, кончается прямо здесь? показала она.
— Это не конец, — уточнил я. — Это начало. Именно с этого места и начинают проходить Лабиринт.
Она приблизилась, проведя рукой над ней.
— Да, — сказала она. — Я чувствую, что она начинается здесь.
Не знаю, сколько мы там стояли, затем она взяла меня за руку и сжала ее.
— Спасибо, — сказала она, — за все.
Я уже собрался спросить, зачем она говорит с такой конкретностью, когда она двинулась вперед и ступила на линию.
— Нет! — закричал я. — Стой!
Но было уже слишком поздно. Ее нога уже опустилась на линию и свет ярко очертил подошву сапога.
— Не двигайся! — скомандовал я. — Что бы ты ни делала, стой смирно.
Она сделала то, что я сказал, сохраняя прежнюю позу. Я провел языком по губам, показавшимися мне очень сухими.
— Теперь постарайся поднять ногу с линии и убрать ее. Ты можешь это сделать?
— Нет, — ответила она.
Я опустился на колени рядом с ней и стал изучать обстановку. Теоретически, если вступишь на Лабиринт, возврата назад уже нет. У тебя есть только один выбор — продолжать идти и либо успешно пройти его, либо быть уничтоженным где-то по дороге. С другой стороны, ей и так полагалось погибнуть. Опять же теоретически, никто, кроме лиц королевской крови Амбера не должен ступать на Лабиринт и остаться в живых. Вот и полагайся теперь на теорию.
— Чертовски неподходящее время для вопросов, — сказал я. — Но почему ты это сделала?
— Там, в пещере, ты указал мне, что догадка верна. Ты сказал, что знаешь, что я такое.
Я вспомнил свои слова, но говорилось это, подразумевая, что она носит в себе меняющее тело существо. Какое же значение могли они иметь еще, относящееся кроме всего прочего и к Лабиринту? Но даже когда я подыскивал заклинание, способное освободить ее от притяжения Лабиринта, мне приходило в голову очевидное.
— Твоя связь с Домом?… — тихо произнес я.
— Считают, что у короля Оберона был роман с моей матерью перед тем, как родилась я, — сказала она. — По времени сходится. Однако, это всего лишь слух. Я ни от кого не смогла добиться подробностей. И поэтому никогда не испытывала уверенности. Но я мечтала о том, чтобы это было правдой. Я надеялась найти какой-нибудь путь к этому месту. Я мечтала попасть сюда, пройти Лабиринт и увидеть, как передо мной раскроются все Отражения. Но я также знала, что если не права, то погибну. А затем, когда ты согласился, ты подтвердил мою мечту. Но я не перестала бояться. И по-прежнему боюсь. Только теперь я боюсь, что у меня не хватит сил успешно одолеть его.
То ощущение знакомости, испытанное мною при первой встрече с ней… Я вдруг сообразил, что его вызвало общее семейное сходство. Ее нос и лоб чуточку напоминали мне Фиону, в подбородке и в скулах было что-то от Флоры. Однако волосы, глаза и телосложение напоминали сестру.
Я снова вспомнил зло глядящее изображение своего деда в галерее наверху. Развратный старый ублюдок действительно погулял на славу. Надо, однако, отдать ему должное. Он был недурным мужчиной.
Я вздохнул и поднялся на ноги. Положил ей руку на плечо.
— Слушай, Корал, — обратился к ней. — Прежде чем мы пробовали взяться за это, нас всех хорошенько инструктировали. Я намерен рассказать тебе о нем прежде, чем ты сделаешь еще один шаг, а пока я говорю, ты почувствуешь протекающую от меня к тебе энергию. Я хочу, чтобы ты была как можно более сильной. Когда ты сделаешь следующий шаг, я хочу, чтобы ты ни разу не останавливалась, пока не доберешься до середины. Может быть я буду кричать тебе указания. Сразу же делай то, что я тебе говорю, не думая об этом. Сперва я расскажу тебе о Вуалях, местах сопротивления…
Сколько говорил, не знаю…
Я следил, как она приблизилась к первой Вуали.
— Не обращай внимания на холод и шоки, — сказал я. — Они не причинят тебе вреда. Пусть тебя не отвлекают эти искры. Ты скоро наткнешься на сильное сопротивление. Не ускоряй дыхания.
Я следил, как она пробивалась.
— Хорошо, — одобрил я, когда она вышла на легкий отрезок, решив не говорить, что следующая Вуаль будет намного тяжелее. — Кстати, не подумай, что сходишь с ума. Скоро он начнет играть с тобой в мнемонические игры…
— Уже начал, — отозвалась она. — Что мне следует делать?
— Вероятно, это в основном воспоминания. Просто давай им течь и по-прежнему сосредотачивай внимание на пути.
Она продолжала идти, и я заговаривал ей зубы, пока она не прошла вторую Вуаль. Прежде, чем она вырвалась из нее, искры поднялись почти до плеч. Я следил, как она с трудом миновала дугу за дугой, а потом хитрые кривые и длинные радиусные повороты, реверсивные петли; временами она двигалась быстро, а временами замедляла ход почти до полной остановки. Но все-таки продолжала идти. Она обладала зрением и, казалось, обладала волей. Не думаю, что она нуждалась теперь во мне. Я был уверен, что мне больше нечего предложить, что исход прохождения находится в ее собственных руках.
Поэтому я заткнулся и следил, раздраженный, но неспособный помешать собственному телу повторять ее движения, словно сам был там, предвидящий, компенсирующий.
Дойдя до Большой Кривой, она окуталась живым пламенем. Продвижение ее стало сильно замедленным, но приобретало некую неослабность. Каким бы ни был исход, я знал, что она изменялась, уже изменилась, что Лабиринт вытравлялся в ней и что она близка к концу. Я чуть не закричал, когда она, кажется, остановилась на миг, но слова замерли у меня в горле, когда она содрогнулась всем телом, потом продолжила путь. Когда она приблизилась к последней Вуали, я вытер рукавом пот со лба. Каким бы ни был исход, она подтвердила свои подозрения. Только дитя Амбера могло пережить испытанное ею.
Не знаю, сколько времени потребовалось ей, чтобы прорвать финальную Вуаль. Усилия ее стали безвременными и меня захватило это затянувшееся мгновение. Она стала пылающим движением, окутывающий ее нимб освещал всю камеру, словно гигантским голубым факелом.
А затем она пробилась и вышла на ту финальную короткую дугу, последние три шага по которой вполне могли считаться самым трудным отрезком пути во всем Лабиринте. Как раз перед точкой выхода встречаешь какое-то своего рода психическое поверхностное натяжение, соединяющееся с физической энергией.