Юрий Александрович очнулся от своих невеселых дум и воспоминаний и сосредоточился на более насущном вопросе — из пятерки расследователей нужно было выбрать одного. Кого?
Барон принялся листать подшивку дальше и вдруг наткнулся на несколько тематических, точнее бенефисных, номеров газеты, каждый из которых был подготовлен одним из расследователей. В таком авторском выпуске публиковалась фотография журналиста, готовившего номер, а также его биография и большой сольный материал. Больше всего Барона заинтересовал выпуск, сделанный неким Андреем Серегиным, потому что его бенефисный материал был посвящен достаточно любопытной теме — журналист вытаскивал за ушко да на солнышко ссученного мента, капитана уголовного розыска Дементьева. В обязанности этого капитана входило оперативное перекрытие некоторых точек в Выборгском районе, где могла происходить торговля крадеными вещами, в том числе в зону внимания Дементьева попадал и комок-скупка [38] на проспекте Карла Маркса, куда стремительно нищавшие граждане несли оставшееся у них золото.
У скупки всегда толпились очереди, и этим пользовались спекулянты, норовившие приобрести золотишко по еще более низкой цене… Простаков иногда кидали, но, как правило, «золотые экипажи» старались все же работать честно, если это слово вообще применимо к такой ситуации.
Так вот, этот оперок Дементьев решил отодвинуть от сладкого места спекулянтов и сам встал на закупку золотишка — ничтоже сумнящеся приобретал колечки, цепочки, сережки и прочую радость… Спекулянты, отлученные от кормушки, естественно, возмутились таким беспределом со стороны мента — ну и куда им было идти жаловаться? Не в милицию же… Они обратились в газету, попали как раз на Серегина, а этот парень разработал целую операцию — спекулянты дали ему пару золотых вещичек, журналист взял с собой фотографа и двух свидетелей, пошел к скупке, выдал себя за обычного клиента и стал ждать, клюнет ли Дементьев. Капитан клюнул. Увидев перспективного клиента, опер начал уговаривать его продать золотишко, не теряя времени на стояние в очереди… Серегин поломался для виду, а потом согласился. Сделка произошла прямо на улице: видимо, Дементьев чувствовал себя в полной безопасности и никаких подвохов не ожидал… Сидевший в засаде фотограф зафиксировал всю сцену на пленку, а два свидетеля наблюдали за куплей-продажей с разных точек. Фотографии капитана-покупателя и журналиста-продавца были опубликованы на первой полосе газеты с соответствующими комментариями…
Барону такой подход к вопросу очень понравился: если ты мент, так будь любезен быть ментом, а не торгашом… Или — снимай погоны к чертовой матери! Хуже нет тех, которые и нашим, и вашим. Так что, с точки зрения вора, подловили оперка поделом, вдобавок подловили грамотно, к тому же журналист этот, Серегин, не побоялся себя подставить — на него ведь наверняка и у Дементьева этого, и у начальников милицейских (за честь мундира радеющих) ба-альшой зуб вырос… К тому же наверняка нашлись и такие, кто начал предъявлять газетчику, что он, мол, фактически выступил в защиту спекулянтов-золотоносов, хотя их-то Серегин как раз и не защищал, а просто воспользовался полученной от них информацией, которую к тому же проверил лично… А информация — она информация и есть, она не бывает лишней, и главный ее критерий — это как раз достоверность, а вовсе не партийность или нравственная чистота источника…
Юрий Александрович внимательно рассмотрел на этих снимках-фотографиях фигуру и лицо Серегина, и парень ему понравился: фигура спортивная, лицо мужское, жесткое… А судя по статьям, у парня и с головой, и с логикой все в порядке. И с ментами поцапаться не боится…
Старик несколько раз прочитал опубликованную в газете краткую биографическую справку. Оказалось, что Серегин в журналистике совсем недавно, до июля 1991 года был офицером, военным переводчиком арабского языка и служил в странах Ближнего Востока… Биография у парня была, судя по всему, достаточно «веселой» — в справке упоминалось, что он восемнадцать раз прыгал с парашютом, имел пару наград, два ранения и контузию… К тому же когда-то Серегин был мастером спорта по дзюдо. Все это Барону чрезвычайно понравилось, и он понял, что подходящую кандидатуру нашел…
Конечно, радоваться было еще рано, на человека нужно сначала посмотреть, послушать его, попробовать разными вопросами с подковырками, снять реакцию и только потом уже можно будет решать — довериться ему или нет… И все-таки Михеев почувствовал огромное облегчение — он знает, кого назвать Колбасову… Облегчение было настолько сильным, что Юрий Александрович даже не заметил, как уснул прямо на пачке газет, которые перелистывал полулежа на койке… Старик проспал глубоко и спокойно несколько часов — он был в такой уважухе, что другие зэки не осмелились тревожить его сон даже для того, чтобы вытащить из-под него смятые газеты…
Под вечер Барона все-таки разбудили — в больницу заявился Колбасов, который срочно требовал к себе Михеева на разговор. Юрий Александрович пошел на эту встречу отдохнувший и собранный, он знал, что дело идет к финалу, и концентрировался для решительного броска.
Старик отметил, что ведут его не в оперскую часть, а во врачебный кабинет, и усмехнулся, поняв, что Колбасов боится утечки информации на сторону.
Известное дело, в оперчасти ушей на стенах — как тараканов на солдатской кухне, все друг друга контролируют, кто же в таких кабинетах о сокровенном говорить начнет?
Владимир Николаевич явно волновался. Увидев Барона, он засуетился, подскочил к старику, отечески хлопнул по плечу, потом отбежал к зарешеченному окошку, потом начал шарить сигареты по карманам — в общем, сделал массу лишних и ненужных движений, выдававших его нервное напряжение.
— Ну что, Михеев? Как ты? Выглядишь — так просто огурцом… Юрий Александрович кивнул и усмехнулся:
— Вашими молитвами, начальник…
Повисла пауза, которая, впрочем, была недолгой — Колбасову настолько не терпелось, что он, казалось, поглупел и стал забывать простейшие оперские аксиомы: противнику никогда нельзя показывать своей большой личной заинтересованности в чем-либо, потому что тем самым показываешь свое уязвимое место, ахиллесову пяту, подставляешь. Но Ващанов так накачал Владимира Николаевича, что ему уже было не до красивых психологических игр.
Впрочем, Барон о Ващанове ничего не знал, но то, что кто-то Колбасова теребит сверху, было видно невооруженным глазом…
— Ну так что, Саныч, начитался газеток-то? Кормят нормально? Мы все свои обязательства выполнили. — Опер с усилием сглотнул слюну; видно было, с каким напряжением движется кадык по горлу. — Теперь дело за тобой… Ну… Куда ты картину-то запрятал?
Юрий Александрович не спеша уселся на стул, закинув ногу на ногу, и, отметив про себя, что Колбасов впервые обратился к нему по отчеству, сказал:
— Кормят неплохо и врачи хорошие… Газетки я посмотрел, спасибо…
— Ну так «Эгина»-то где, «Эгина»?
— Опять вы торопитесь, начальник, — улыбнулся старик. — А куда вам спешить — у вас еще вся жизнь впереди… Это вот мне надо спешить — потому что я, как Хрущев когда-то сказал, уже с ярмарки еду. И почти доехал уже…