Кирилл Выродин был обычным саранским пареньком, росшим в простой семье. Отец его работал машинистом в депо, а мать продавала железнодорожные билеты на вокзале. Когда Киря в десятом классе решил ехать в Москву, чтобы поступать в ВИИЯ, все его отговаривали, убеждали, что парень без блата все равно не поступит в такое престижное заведение. Но Кирилла с детства тянуло к языкам, английский он знал лучше всех в своей школе, а в десятом классе даже подмечал грамматические ошибки у учительницы. И Выродин рискнул, а рискнув, сдал все вступительные экзамены на отлично. Он весь выложился на экзаменах и, может быть, поэтому, получив последнюю пятерку, расслабился и сделал большую глупость — согласился в тот победный свой вечер хлебнуть вина, которое откуда-то было в лагере на абитуре у одного парня, сына полковника из «десятки». Этот парень в отличие от Кири в своем поступлении с самого начала не сомневался.
С алкогольным выхлопом абитуриента Выродина отловил майор Харитонов, ставший впоследствии их курсовым офицером. Харитонов за употребление спиртных напитков мог запросто отправить Кирю обратно в Саранск — приказа о зачислении еще не было, с абитуры выгоняли и за меньшие провинности…
Выродину показалось, что рушится вся его жизнь, и он едва не встал перед майором на колени. Харитонов «пожалел» парня, но дал понять, что долг платежом красен… С тех самых пор стал вскоре зачисленный в Военный Краснознаменный институт курсант Выродин обыкновенным стукачом, исправно доносившим Харитонову на своих однокурсников.
Благодаря Кире майор знал все о самоволках, пьянках, разговорах на курсе. Впрочем, возможно, у майора были и другие источники. Но все же именно с подачи курсанта Выродина вылетели из института, не дойдя до выпуска, по меньшей мере пятеро курсантов… Кирилл проклинал сам себя, но не стучать уже не мог — в нем словно проснулась какая-то страсть к этому, да и Харитонов держал его крепко. Когда Выродин неожиданно для всех породнился с генералом Шишкаревым, он попробовал было освободиться от «дополнительной общественной нагрузки», но майор, ставший к тому времени уже подполковником, объяснил ему, что будет, если на курсе ребята узнают, кто закладывал их все эти годы… Кроме того, семейное положение Выродина было довольно шатким — тесть откровенно им тяготился, в упор не замечал, да и Катерина, настоявшая на свадьбе в свое время, видимо, для того, чтобы расстаться с девичеством, похоже, мужа в грош не ставила.
После выпуска лейтенант Выродин получил направление в «десятку», откуда его летом 1989 года послали в Ливию. Перед отъездом новоиспеченного лейтенанта нашел подполковник Харитонов, который пожелал Кириллу успешной службы и намекнул, что в Ливии его найдет один человек, которого слушаться нужно так же, как Харитонова все эти годы…
Этот человек действительно нашел Выродина в самом начале 1990 года в Триполи, но, в отличие от курсового офицера, стучать на коллег не просил. На лейтенанта были возложены совсем другие обязанности. Поскольку Кирилл работал на трипольской военной авиабазе «Майтига», поручения приятеля Харитонова касались непосредственно места работы лейтенанта. Иногда на базу садились какие-то странные транспортные борта с советскими опознавательными знаками, но ни в каких диспетчерских документах эти самолеты не значились.
Более того, ни один из советских хабиров или переводяг, работавших на «Майтиге», вообще не знал о прилетах этих бортов — они садились на дальние полосы, и их сразу же загоняли в ангары.
Задача у Кирилла была простая — ему заранее сообщались день и время прилета очередного борта, Выродин встречал его вместе с какими-то молчаливыми ливийскими офицерами и переводил им слова командира экипажа о количестве и маркировке ящиков, составлявших груз. Никаких бумаг, накладных, актов о передаче никто не составлял. Кирилл просто считал ящики, запоминал маркировку и передавал эту информацию приятелю Харитонова. Что было в ящиках, Выродин не знал, но догадывался, что эти странные борта, садившиеся на «Майтиге» не чаще одного раза в месяц, привозили оружие, потому что ящики были длинными, тяжелыми и выкрашенными в зеленый цвет… В подробности Выродин даже не пытался вникать, хотя его не могла не смущать странная таинственность, связанная с прилетом этих транспортников. Возможно, это были какие-то секретные поставки, но почему тогда никто не оформлял никаких бумаг, а весь учет велся лишь глазами какого-то лейтенанта?
Обычно все операции по встрече борта и его разгрузке завершались очень быстро и проходили без сучка, без задоринки, но в августе 1990 года случился непредвиденный инцидент.
В тот день Кирилл маялся животом и не вылезал из туалета, а транспортный борт сел, как назло, на сорок минут раньше того времени, о котором сообщил лейтенанту его новый хозяин. К борту, как обычно, подошли два ливийца, вышел командир экипажа, а переводчика не было: Выродин как раз мучился на унитазе, проклиная дернийские мандарины, которыми объелся накануне.
Господа ливийские офицеры, устав ждать, отловили какого-то солдатика, которому поручили дойти до здания, где сидели советские специалисты, и позвать переводчика Выродина. Солдатик оказался малограмотным и, пока шел, забыл непривычную для его уха русскую фамилию, — зайдя в хабирскую комнату, он сказал только, что «к самолету нужен переводчик». Хабиры на солдатика не обратили никакого внимания — мало ли к какому самолету зачем-то позвали переводчика.
В комнате в тот момент из пяти переводяг базы находился только Илья. Ничего не поняв из путаных объяснений солдатика, он отправился за ним через всю базу к дальнему ангару, в который уже загнали транспортник. Поскольку русские экипажи каждый раз были новыми, то они не знали в лицо переводчика, который должен был их встречать, ливийцы же, как назло, отошли куда-то покурить, и получилось так, что Илья попал внутрь самолета… Там его вскоре и нашел прибежавший из сортира Выродин: Новоселов, ничего не понимая, слушал какие-то путаные объяснения командира экипажа.
Выродин страшно испугался, потому что приятель подполковника Харитонова не раз предупреждал его об абсолютной секретности всего, что касалось прилета этих бортов; никто из русских, работавших на «Майтиге» и вообще в Ливии, не должен был про них знать… Кирилл очень растерялся и не знал, что объяснить Илье, ждущему каких-то комментариев ко всей этой странной ситуации. Выродин додумался только до того, что ляпнул сгоряча — дело, мол, секретное и все объяснения Новоселов получит вечером. Кирилл надеялся до того времени переговорить со своим шефом.
Илья пожал плечами и ушел из ангара, пообещав до получения объяснений никому ничего не говорить о странном самолете, спрятанном в дальнем ангаре «Майтиги»… Хозяин Выродина, узнав об этой накладке, пришел в неописуемую ярость и все время повторял, что один дурак запросто может погубить тысячу мудрецов… Потом он долго думал, куря сигарету за сигаретой, и наконец сказал, что на объяснения к Новоселову им придется идти вместе…
К Илье они пришли уже достаточно поздно, Выродин понимал, что его спутник не хочет, чтобы его кто-то заметил в Гурджи. Новоселов еще не спал, он как раз недавно закончил ремонт своей квартиры и наводил в ней последний марафет к приезду жены. Кирилл представил своего спутника Илье и ушел в гостиную, а Новоселов со вторым гостем уселись на кухне. Разговаривали они очень долго и, кажется, вполне мирно, голоса повысились только один раз, и при этом до уха задремавшего на диване лейтенанта долетело слово «Йемен»…