На мужика (а особенно на мужика, умеющего мыслить логически) история, изложенная Обнорским, вряд ли бы произвела большое впечатление — в ней было очень много «дыр» и неувязок. Но Юля, по счастью, входила в прекраснейшую часть человечества, в ту, которая руководствовалась по большей части не логикой, а эмоциями. Серегин делал ставку на то, что русские женщины и девушки — очень жалостливые, и не ошибся. Его романтическая история, изложенная в стилистике околдовавших страну телесериалов, нашла отклик в добром сердце милой девушки Юли — она молча взяла телефонную трубку, набрала на аппарате трехзначный номер и после короткой паузы спросила:
— Алло, Лен, это ты? Привет, это Юля… Ага… Да ничего… Слушай, у меня тут клиентка была из триста двадцать пятого… Ага… Да, на номер записать попросила… Нет, ключ с ней был… Ага… Ты не могла бы посмотреть ее имя, и откуда она?… Нет, это мне нужно — похожа она на одну мою старую знакомую, вернее не мою даже, а мамину… Ага… Ой, спасибо… Ага… Как? Рахиль Даллет? Израиль? Спасибо… Ну, забегай к нам погреться, когда минутку выкроишь… Спасибо тебе еще раз.
Юля повесила трубку и с сожалением развела руками:
— Вы говорите, что ваша Мадлен — француженка? Тогда, судя по всему, не попали вы… Клиентка наша — еврейка из Израиля, Рахиль Даллет… Могла, конечно, и француженка замуж за еврея выйти, фамилию сменить и в Израиль уехать… Но — имя? Имя-то у нее тоже еврейское — Рахиль…
— Да, — вздохнул Андрей. — Похоже, вы правы, Юля… Извините, что вас побеспокоил… Наваждение какое-то, всюду мне моя Мадлен мерещится… Хотя — какая она моя…
— Ой, — всплеснула руками Юля. — Вы меня совсем не побеспокоили… Я вас, кстати, уже второй раз у нас вижу — вы тоже живете в отеле?
— Нет, — покачал головой Андрей. — Здесь мои шведы живут, мы с ними вместе фильм снимаем… Документальный…
— Да? — ахнула Юля. — А про что?
После того, как она помогла узнать имя и номер комнаты зеленоглазой брюнетки, Андрей был бы последней свиньей, если ушел сразу — пришлось рассказывать Юле про фильм, про Ларса с Сибиллой, про почти закончившиеся уже съемки.
Девушке было, видимо, скучно сидеть одной на «посту», или она действительно прониклась сочувствием к Серегину — по крайней мере, Андрею пришлось еще выслушать несколько хороших советов, как разыскать француженку Мадлен…
Обнорский смотрел на Юлю с благодарностью, кивал, но слушал в полуха, повторяя про себя: «Рахиль Даллет, Израиль, триста двадцать пятый номер…»
Выйдя, наконец, из «центра здоровья», Обнорский подавил в себе желание немедленно отправиться на третий этаж к этой самой Рахиль. Торопливость и поспешность — известное дело — только при ловле блох и при поносе хороши, да еще когда от чужой жены огородами бежишь, а за тобой ее муж с дубиной гонится… Почувствовав тяжелую, чугунную усталость, Андрей заскочил на минутку к Ларсу, а потом поехал домой — спать…
На следующий день Серегин с утра помчался в редакцию — несмотря на полную «запарку» со шведским фильмом, от основной работы ведь его никто не освобождал. Андрей и так переживал, что он очень многие вопросы спихнул на своего заместителя Мишку Петрова… Полдня пронеслись в какой-то немыслимой кутерьме, но при этом при всем Обнорского все же не оставляли мысли о зеленоглазой Рахиль и о ее странном медальоне. Андрей почему-то был почти уверен, что эта Даллет — на самом деле никакая не еврейка, тип лица не соответствовал… И фотография Сереги Челищева… Откуда она взялась в медальоне гражданки Израиля? Лицо второго парня тоже казалось Серегину знакомым, и, вообще, Андрей буквально чувствовал, что бродит где-то рядом с ответами на все свои вопросы — еще немного, и он все поймет, но… Но в редакции у него просто не было ни минуты свободного времени, чтобы спокойно сесть, «собрать мысли в кучу» и, что называется, определиться с этой Рахиль…
Серегин не знал, за что хвататься — день выдался «урожайным» на криминальные новости, а тут еще Вика Тимофеева (судя по всему — после очередного скандала с мужем) позвонила и уведомила, что на работе не появится, заболела, мол…
Короче говоря, до пяти часов вечера Обнорский пахал, как папа Карло, а в пять к нему заявились Цой с Тингсоном и пришлось уехать с ними — надо было «добить» последние «хвосты» по фильму, потому что на следующий день Ларс и Сибилла уже улетали в Стокгольм. Спасибо Мишке Петрову — он снова безропотно согласился дослать в номер материалы и посидеть вместо Андрея на «летучке» у главного редактора…
К десяти вечера съемочная программа проекта «Русская мафия», наконец, была выполнена — и даже перевыполнена. Ларс и Сибилла излучали радость и удовлетворение от собственной работы и рассыпались в благодарностях и комплиментах своим русским партнерам. Игорь и Андрей вымотались настолько, что реагировали на приятные слова достаточно вяло… Естественно, Ларс не захотел расставаться с ребятами без прощального ужина, этот обрусевший швед и слушать ничего не хотел, когда Цой с Серегиным забормотали, что они, мол, устали, что у них кусок в горло не полезет. Тингсон приобнял их за плечи и твердо сказал:
— Друзья мои, «отвальная» — это святое… И кроме того, вы, ребята, забыли о самом главном — я же вам гонорары еще не выдал!
Игорь с Андреем переглянулись и устало рассмеялись — они, действительно, «уработались» настолько, что «денежный вопрос» как-то забылся…
За ужином в «Европе» Тингсон преподнес ребятам по конверту и сказал, улыбаясь:
— Я очень рад, что не ошибся, делая ставку на помощь русских коллег. Если бы мы работали чисто шведской группой — то, конечно, не получили бы таких замечательных материалов… Вы, кстати, не знаете, но в Стокгольме не все из руководства нашего канала были согласны со мной, когда я настаивал на смешанном составе группы… А я говорил, что без русских работать не буду… — Тоже мне — русского нашел, — деланно хмуро хмыкнул Серегин, кивнув на Цоя. — Этот маленький злобный кореец мне всю душу вымотал!
— Ты на себя-то в зеркало посмотри! — принимая игру, тут же забазарил Игорь. — Можно подумать, тебя кто-то за русского на улице примет! «Урюк» самый настоящий, чалмы только не хватает!
Ларс захохотал, слушая шутливую перепалку, а Сибилла, недоуменно глядя на ребят (она русского не знала, только по-английски могла «размовлять»), стала требовательно дергать своего шведского партнера за рукав — мол, переведи, чего они сцепились-то… Когда за столом снова воцарились «мир и спокойствие», Тингсон, поглаживая бороду хитро прищурился:
— Милые мои, я тронут вашей деликатностью, но при этом хочу заметить, что вы лишили себя маленькой радости…
Говоря о деликатности, Ларс имел в виду то обстоятельство, что Игорь и Андрей спрятали полученные конверты в карманы, даже не заглянув в них — во-первых, действительно неудобно было деньги пересчитывать и тем самым как бы выражать недоверие шведу, во-вторых, не хотелось в «Европе» долларами «светить», а в-третьих, Андрей, например, не знал, какой гонорар причитался Цою и не считал приличным этим интересоваться…
— Так вот, — торжественно продолжил Тингсон. — В конвертах вы найдете суммы, превышающие на пятьсот долларов те, о которых шла речь изначально… Считайте, что это моя вам персональная премия…