Стародубов закрыл глаза и прислонился лбом к холодному подрагивающему стеклу. Его несло закручивающимся внутрь вихрем, и сейчас он никак не мог сконцентрироваться. В данную минуту братья Ивановы больше всего напоминали ему анархистов из «Оптимистической трагедии». Валя Карасев – романтика-бомбиста. Кудрявцев – разочаровавшегося в монархии ротмистра. Мяукин – меньшевистскую выскочку. Малиян и Лилеин больше походили на матерых мастеров с Путиловского завода, освобожденных амнистией 1905 года. Словом, у полковника складывалось такое чувство, что еще пара минут – и он, Анатолий Евсеевич, с бронедивизионом ворвется в Таврический дворец и объявит о роспуске Учредительного собрания.
Машину, в которую загрузились Ростик с неизвестным, заприметил Юра Хыжняк – «грузчик», оставленный Эдиком Каргиным на Димитрова. Оставленный следить за выходом из второго корпуса, Юра инстинктивно переместился в конец дома – подальше от того места, где произошло убийство или покушение на убийство. (Уточнять у Хыжняка не было ни малейшего желания – покойников он недолюбливал. А спроси его «почему»? – так, сразу, наверное, и не ответил бы.) Едва Юра занял временный наблюдательный пункт в довольно куцых, по причине несезона, кустах, как из последнего подъезда, нервно озираясь по сторонам, вышел Ростик, а вслед за ним высокий парень в армейском камуфляже. Они быстро пересекли площадку перед домом и двинулись в сторону поликлиники – «уютная бухточка», кажется, так совсем недавно окрестил это местечко бригадир. А здесь, уже под парами, их поджидала серая «Ауди», которая рванула с места в галоп и понеслась по Будапештской. Юра в отчаянии выскочил на проезжую часть, вглядываясь им вслед, и едва не был задавлен только что подскочившим к точке «семь-три-пятым» Нестерова.
Словом – свезло, не упустили, вскочили на хвост. А минут через пятнадцать, когда к погоне присоединился еще и экипаж Пасечника, то совсем полегчало. Опять же пробки – шаг влево, шаг вправо, оно, конечно – побег, да только поди сделай этот шаг. Так, в «старт-стоповом» режиме дотянули машину с Ростиком до проспекта Народного Ополчения, с которого та ушла направо, на Краснопутиловскую. На этом участке Козырев обошел «Ауди», притопил и оторвался вперед метров эдак на двести, притормозив у автобусной остановки. Здесь Лямин вышел и вразвалочку направился к ларьку, имитируя покупателя жвачки «Орбит» без сахара. Тут подоспела настроечка от Пасечника – в районе бывшего строительного магазина машина объекта свернула во дворы улицы Червонного Казачества. По всем ощущениям, дело шло к финишу, к финишу промежуточному, поскольку финальным аккордом должен был стать вечерний вылет Ростика в Иркутск. (Хотя, по возможности, желательно было вернуть его обратно в «Кресты».)
– Сергеич, у нас выгрузка в районе 38-го дома, – доложился по станции Пасечник, – Вышли трое, включая объекта и водителя, машину закрыли, стоят на месте… закурили, дальше не двигаются. Похоже, изучают поляну. Боюсь, сделать точный адрес будет проблематично. Правда, вокруг эдакое царство «хрущевок» – сплошь пятиэтажки и немного девятиэтажных кубиков.
– Ориентируй нас дальше, но твои пусть делать адрес не суются. Мы с Полиной сейчас подтянемся и попробуем сыграть вариант «семейная пара».
– Понял тебя. Ориентируем. Ждем…
– Мы стоим с торца сорокового дома, – через пару минут подал голос Нестеров, – Объекта пока не видим. Что там у вас?
– Мы докурили. И теперь медленно движемся, но не к 38-му, а мимо, скорее всего к следующему, 36-му дому. Да, похоже, так и есть.
Бригадир и Полина перебежками обогнули сороковой дом и здесь, не зная местности, выскочили аккурат в районе детской площадки, примыкающей к дому № 36. Здесь пространство было почти открытым, а посему они сразу же увидели Ростика и его товарищей, медленно идущих вдоль дома. Но и те, в свою очередь, засекли «грузчиков», поэтому Александру Сергеевичу и Полине ничего не оставалось, кроме как через площадку направиться в их сторону. Первый подъезд, второй, третий… Они шли встречными курсами, и при таком темпе точкой их сближения должен был стать предпоследний подъезд, около которого прогуливалась молодая мамаша с коляской.
«Грузчики» добрались до этой точки первыми. Бригадир взглядом указал Полине на коляску. Понимающе кивнув, Ольховская подошла к мамаше и затянула традиционное: «ути-пуси-кто-это-у-нас-тут-ой-какой-холешенький-агу-агу»… Троица подошла ближе. Теперь почти не оставалось сомнений, что им нужно войти именно в этот подъезд. И это уже было маленькой победой! Нестеров затылком чувствовал, что его изучают, и понял – долго так продолжаться не может, придется отвечать. И, выждав паузу, он все-таки повернул голову, встретившись глазами со всеми троими, хотя «Инструкция по организации НН» делать этого и не советует. В одном из спутников Ростика Александр Сергеевич с удивлением опознал… Валеру Россомахина, сиречь объекта «Задорный», которого они таскали из Пулково в кафе «Дэ Фэ». Бригадир вздрогнул! Его, ныне «моложавого блондина», Россомахин едва ли узнал, а вот Полину вполне мог – она девка, что и говорить, видная. Но как раз в этот момент Ольховская склонилась над коляской, недвусмысленно дав понять, что попытается взять малыша на руки. Закудахтав, мамаша принялась активно, но вежливо пресекать проявление чадолюбивых эмоций со стороны незнакомой девицы, и с этого момента троица окончательно потеряла к ним интерес. Короче, пронесло.
Ростик и его спутники вошли в подъезд. Нестеров взял Полину под руку и тоже потянул ее внутрь. Они вошли в пахнущий сыростью полумрак и остановились на первом лестничном пролете перед металлическими почтовыми ящиками. Услышав их шаги, трое наверху, похоже, так же притормозили. «Газету достань», – громко и довольно грубо приказал Нестеров. Полина посмотрела на него непонимающими глазами, и бригадир кивком указал ей на сумочку. Ольховская недоуменно открыла ее, и тогда Александр Сергеевич, рывком выхватил сумочку из рук, вытряхнул ее содержимое на грязный бетонный пол. Раздались характерные грохот и звон, издаваемые энтропией предметов, традиционно хранящихся в дамских сумочках. «Вот нерпа глупая! – снова очень громко ругнулся Нестеров, – Вечно у тебя все из рук валится! Ну, что пялишься? Я не собираюсь поднимать твое барахло!» В эту секунду Александр Сергеевич был настолько убедителен в образе супруга-хама, что от мгновенно вспыхнувшей обиды в глазах у Полины блеснули слезы. Но зато нестеровский рык окончательно успокоил и Ростика – на втором этаже наконец позвонились в дверь и через пару секунд гостей пустили внутрь. «Квартира пятьдесят шестая, в адресе как минимум четыре человека», – прикинул Нестеров и махнул рукой Полине, мол, собирайся, уходим. Они медленно вышли из подъезда, свернули за угол дома и… облегченно выдохнули. Бригадир достал мобильник и принялся набирать номер Кудрявцева. Полина теребила в руках сумочку и молчала, боясь нервной дрожью выдать себя – ей не хотелось, чтобы Нестеров догадался, как ей было страшно.
По лестнице поднимались в следующем порядке: впереди, с подобранным во дворе ящиком из-под пива в качестве ударно-дробящего орудия, Дима Кудрявцев. У него не было пистолета, но он являлся инициатором и наиболее закаленным в боях, а следовательно, должен был идти первым. Далее – Малиян с наручниками, в которые он вцепился, как в кистень, просунув пальмы в сомкнутые кольца. Затем Паша и Миша с одним «ПМ» на двоих (правда, патронами у них были набиты даже карманы пиджаков). В середке запыхавшийся Анатолий Евсеевич, которого персонально страховал Валя Карасев с загнанным в ствол первым патроном. И, наконец, Жора Мяукин, наматывающий ремень на кулак.