Здесь она неожиданно вспомнила о Лямке. Пожалуй, сейчас это был единственный человек, который, в силу своей причастности к работе с базами данных ОПУ, мог помочь разрешить если не все, то хотя бы часть терзавших ее сомнений. Да, не вполне корректно обращаться к Ивану с подобной просьбой, но ведь ей и требовалось от него совсем немного – лишь устранить мешающую спокойно существовать неопределенность. И хотя бы в общих чертах понять, каким образом следует вести себя дальше. Это было, кстати, и в его интересах – в субботу Лямка с женой входили в число избранных приглашенных. И если сей факт каким-то образом всплывет, лучше бы Лямину заранее подготовиться к неприятным вопросам «особистов». В том, что вопросы обязательно возникнут, Полина не сомневалась – история с ее уходом из наружки наглядно показала, сколь ничтожен и бесправен сотрудник в тех случаях, когда верховное главнокомандование принимается спешно защищать свою задницу. И абсолютно неважно – реальна угроза или нет. Задница, она одна, а сотрудников – под тыщу.
– Иван, привет, извини, что так поздно. Не разбудила?
– О, привет, да все нормально. Сашка спит, а мы вовсю бодрствуем, вот новости смотрим. Видела, что в Эрмитаже творится?
– Ага, жуть.
– Не то слово. Слушай, тут мне Ира напоминает, что мы забыли поблагодарить вас за приглашение.
– Да брось ты, ерунда какая.
– Не скажи. Правда спасибо, все очень круто было.
– На здоровье. Вань, я, собственно, что звоню… У меня к тебе просьба.
– Давай, вываливай.
– Понимаешь, сегодня вечером на Невском я случайно обнаружила за собой ноги. Наши ноги.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Меня таскал 6-й отдел. Причем, возможно, не только меня, но и Игоря. Отсюда хотела попросить тебя по возможности выяснить: кто является инициатором и в связи с чем выписано задание. Ну и, может, какие-то подробности? Я так думаю, что это, скорее всего, плановая тема ОСБ, но мало ли что…
– Блин, Полина, – голос Лямки сделался серьезен, – могла бы с такими вещами хотя бы на мобилу звонить, а не по-домашнему.
– Ой, просто у меня под рукой твоего сотового не было. Я чисто автоматически…
– Вы как сговорились сегодня, честное слово!
– Кто это «мы»?
– Да сегодня днем Козырев тоже обращался.
– А у Пашки что за проблемы?
– Да неважно. Просто вы почему-то думаете, что я там у себя заведую справочным бюро и могу спокойненько залезать в оперативную базу и раздавать секретные справки. Направо, налево…
– Вань, согласись, что до сих пор я ни разу ни о чем подобном тебя не просила. – Тон Полины стал не менее серьезен. – И, как мне кажется, сейчас я сделала большую ошибку, решив обратиться за помощью к тебе.
– Да ты не сердись. Просто… Вот ты говоришь: возможно, плановая проверка. Но у тебя такая плановая – максимум раз в два-три года. А наш отдел проверяют каждые два-три месяца. И гораздо серьезнее, чем «бывших». Чувствуешь разницу?
– Чувствую. Еще раз извини, что своим звонком я невольно поставила под угрозу твою карьеру.
– Полин, ты опять меня не поняла.
– Ваня, я очень хорошо тебя поняла. Короче, ты поможешь?… Да или нет? Только говори честно, обещаю, что не обижусь.
– Ну, я… я… – Лямка замялся, но потом все-таки выдавил из себя недовольное: – Я постараюсь.
– Спасибо. Если получится что-то узнать, мой мобильный ты знаешь. А нет – так нет. Сама звонить тебе по этому вопросу больше не буду. Все, еще раз извини, что потревожила. Поцелуй от меня Ирочку и Сашку. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи…
«Вот тебе и дружок-закадыка, – подумала Ольховская, положив трубку. – Всего лишь год прошел, а человека как подменили. Интересно: что в большей степени на него повлияло – близость к штабам или близость молодой жены?»
Полина прошла на кухню, накапала себе полсотни капель коньяку для крепкого сна. Маханула, завелась и ударилась в воспоминания: «А вот интересно: неужели и Козырев столь же неприятно изменился? Вряд ли. Пашка от штабов как был, так и остался далек. Да и молодой жены у него вроде как всё еще нет… А ведь могла быть. И на ее месте могла быть я… Любопытно было бы посмотреть на сей союз со стороны… Ох, матушки мои, о чем я думаю?!.. Знаете, Полина Валерьевна, вам не кажется, что вы большая-пребольшая стерва?! Нет? Ну таки вы ошибаетесь… Стоп! Когда человек начинает разговаривать сам с собой, налицо первые признаки шизофрении. Так что – ша! Бог с ними – с Лямиными, с „грузчиками“, с Пашей, кражами в Эрмитаже и прочими. Спать! И надеюсь, что утро вечера не дряннее».
* * *
Ведь есть же на свете железные люди! Вернее, люди с железными нервами. Невзирая на все катаклизмы нынешнего вечера, со всеми его беседами на грани нервного срыва, слежками и погонями, Полина умудрилась уснуть фактически мгновенно, едва коснувшись лицом подушки.
А вот Паше Козыреву не спалось. Уж он вертелся на своем диванчике и так, и эдак – и всё без толку. Время шло, а сон категорически не желал являться. А то, что все это время Катя из головы не выходила, так это само собой разумеется. Потому как, похоже, втюрился Павел Андреевич. Давненько с ним такого не случалось.
Поворочавшись еще какое-то время, Козырев поднялся и поплелся на общественно-коммунальную кухню ставить чайник. Ох и лениво было натягивать штаны, искать вечно пропадающие шлепанцы, но ничего не поделаешь – собственный электрический чайник буквально на днях приказал долго жить. Как пришло, так и ушло: чайник этот Паша подмахнул пару месяцев назад из подготовленной на выброс кучи хлама, вынесенного из помещения дежурки, готовившейся засиять переливами евроремонта. Бытовой электроприбор он упер тайно, стыдясь, и, словно почувствовав эту его неуверенность, чайник вел себя с новым хозяином по-хамски, периодически не желая включаться и выключаться. А в какой-то момент и вовсе сгорел. В буквальном смысле синим пламенем.
Возвращаясь в свою каморку с чашкой горячего чая в руках, Паша заметил слабую полоску света, пробивающуюся сквозь щель под дверью комнаты Михалевой. Соседка тоже полуночничала.
Козырев осторожно постучался.
– Заходи, Пашка, открыто, – донесся из-за двери низкий, прокуренный голос Людмилы Васильевны.
– А как вы узнали, что это я? – спросил Козырев, входя.
– Так чужие здесь не ходят. Тем более в такое время. Или ты думаешь, я нарочно держу открытой дверь в ожидании полуночного ковбоя? Увы, мон шер, все мои знакомые ковбои давно пропили свои ранчо и теперь даже не могут забраться на лошадь. Пивное брюшко все как-то больше к земле тянет. Да и молодая, как ты понимаешь, далеко не молода.
– Да бросьте. Вы еще… ого-го-го.
– Скорее, и-го-го. Но все равно, мерси за комплимент. Чаевничаешь? Вон, на столе, в вазочке пряники остались. Бери, не стесняйся.