И вдруг она вспомнила все, что произошло вчера. Стало совсем худо… Капкан! Удавка.
Тихорецкая со стоном села на диване. Увидела свое отражение в зеркале и ужаснулась: припухшее лицо с размазанной косметикой, смятое платье. Она отвела взгляд от зеркала, посмотрела в окно. Небо было пасмурным, моросил мелкий дождь. Бог ты мой, какая мерзость!.. Зверев… Лысый… суки!
Настя встала и пошла в туалет. В прихожей увидела швабру, подпирающую дверь стенного шкафа. Из-за двери раздался голос:
— Настя! Настя, выпусти меня… я замерз.
— Сиди, урод, — пробормотала она и прошла мимо, в сортир.
Ее долго и нудно тошнило. Тело покрылось липким потом. В прихожей ныл Владик.
Когда бизнесвумен проблевалась, ей стало немножко легче. Она села на пол рядом с унитазом и бессмысленно уставилась на календарь с голой мулаткой… Колотилось сердце, по спине, по ложбинке между грудей сочился пот. В прихожей скулил Владик… Что-то нужно делать! Что-то нужно делать, нельзя вот так сидеть. Она зябко передернула плечами, встала.
— Настя, Настенька, выпусти меня.
Ударом ноги Настя вышибла швабру из-под ручки, открыла щеколду. Голый Владик вывалился из шкафа. Тело, покрытое мурашками, вздрагивало. Из шкафа сильно пахло мочой.
— Настя!
— Слизняк, — сказала она и пнула Владика ногой в лицо. — Обоссался, дешевка… ударник сексуального фронта… тварь.
— Настя, за что?
Не отвечая, она прошла в комнату, легла на диван и укрылась до подбородка пледом. Следом вполз Владик.
— Настя, кто эти люди? Я не хочу из-за тебя…
— Заткнись! — перебила она. — Возьми в моей сумочке деньги и сгоняй в маркет. Купишь джин-тоник и «антиполицай».
— Настя, ты мне губу разбила.
— Быстро, зассанец! Бегом, не то я тебе всю морду разобью.
Облизывая кровь с разбитой губы, поникший самец кое-как собрался и ушел. Тихорецкая на него не смотрела.
Спустя минут пятнадцать Владик вернулся. Настя наполнила ванну горячей водой, вылила едва не треть флакона пены и легла. Побитый самец ошивался за дверью, но войти не решался. Горячая вода, тоник и сигарета действовали успокаивающе.
«Возьми себя в руки, Настя, — сказала она себе. — Соберись, возьми себя в руки. Ничего страшного пока не случилось. У тебя есть месяц времени и… у тебя есть голова. Очень хорошая голова».
Настя лежала в обильной ароматной пене, курила, прикидывала варианты. Варианты были. Она перебирала их и… отбрасывала один за другим. Потому что видела перед собой пронзительные глаза Зверева и слышала негромкий голос:
— Вздумаешь мудрить — убью.
Она отлично понимала: убьет. Этот убьет. Ищи, Настя, говорила она себе, ищи. Должен быть выход. Не может быть, чтобы не было выхода. Ты же умница.
Через несколько минут Анастасия Михайловна нашла выход.
* * *
Так же, как неделю назад, горел закат над портом. Ветер шевелил штору в спальне Анастасии. В открытое окно доносилось голубиное воркование.
Настя и вице-губернатор Малевич только что закончили «обязательную программу». Малевич приподнялся на локте, прошептал:
— Анастасия!
— Аюшки?
— Ты говорила с Наумовым о моей… э-э… проблеме?
Настя приподнялась на локте, повернула к любовнику лицо.
— Да, Миша… я говорила с ним.
— И что?
— Ах, Мишка-Мишка… Ах, Мишка! Все очень скверно, Мишка.
Малевич сел, оперся спиной о спинку «сексодрома», сразу стал мрачен, напряжен:
— Что он сказал?
Настя положила голову на волосатую грудь вице-губернатора.
— Он сказал… — Настя замолкла на несколько секунд, — …он сказал: достал меня Мойша. Деньги на бочку!
— Сука! — выдохнул Малевич. — Ну, сука. Гондон. Мафиози.
— Это еще не все, Миша. Он назвал огромную сумму.
— Какую?
Настя посмотрела на вице-губернатора снизу вверх. Глазами горячими, умоляющими.
— Огромную, Мишка. Восемьсот пятьдесят тысяч баксов.
Резким движением Михаил Малевич оттолкнул голову Насти в сторону, вскочил с кровати.
— Он что — охренел? — выкрикнул вице-губернатор.
Лицо побагровело, усишки прыгнули вверх. Пожалуй, он был смешон, но Настя не улыбалась. Она начинала Большую Игру. Может быть, самую главную в своей жизни.
— Миша! — сказала она горячо. — Я ничего не смогла сделать. Я убеждала его больше часа, но… Это страшный человек.
— Да он же просто не понимает, с кем связался!
— Миша! Миша, успокойся… Давай спокойно все взвесим. Я постараюсь тебе помочь. Подумаем вместе, что можно сделать, где можно что-то перехватить… Ну не свет же клином на этих бумажках сошелся!
— Да хер я буду ему платить, — горячо произнес Малевич.
— Они же тебя убьют, Миша, — тихонько прошептала Настя.
Вице-губернатор вдруг стал похож на дряблый огурец. Он сел на край сексодрома и обхватил голову руками.
Настя за его спиной улыбнулась. Первый тайм Большой Игры прошел не худо. Однако до получения реального результата было еще далеко. Настя понимала, что ей придется изрядно потрудиться.
* * *
Милицейская работа, знакомая читателю по фильмам и книгам, может показаться очень интересной и увлекательной… А еще опасной и… как там дальше?.. А, да! РОМАНТИЧНОЙ. При этом в фильмах и книгах обязательно упоминается и то, что работа эта очень тяжела. Но упоминается этот факт вскользь. Он как бы есть, он обозначен, но в то же время ничего этого и нет — так, некая тень пробежала, и вновь засияло яркое солнце настоящей мужской работы и настоящей мужской дружбы. Капитан Ларин легко и непринужденно изобличил матерого преступника и побежал дальше, прихлебывая из горлышка «Балтику № 3». Нету, мужики, времени, нету… В следующей серии нужно, блин, еще одного изобличить… А как иначе? Служба у нас такая!
В жизни все прозаичней. Циничней. Пакостней. Абсурдней. Беспощадней. Вместо коварных, но по-своему обаятельных телезлодеев оперу встречается тупая пьянь. Злобная, обкуренная, обдолбанная наркотой. Прет на опера вал заурядных, зачастую не раскрываемых краж, грабежей, разбоев. И кровавых бытовых мокрух. Жестоких — Хичкоку не снилось! И бессмысленных вконец. Нередко все это происходит в интерьерах сюрреалистических коммунальных клоповников, чердаков, подвалов, общаг, ИВС… На свалках, пустырях, в подворотнях. В кооперативных ларьках, вонючих складах, притонах, борделях, гаражах, на станциях, в электричках, на запасных путях, в загаженных скверах, подсобках, подземных переходах… Все это пахнет кровью, водкой и анашой. Кровью — водкой — анашой. Анашой — водкой — кровью. И так каждый день.