Последнее время они встречались довольно редко. Безусловно, это было связано с острой нехваткой времени, но не только… Рушились некие связи. Это было не объяснить. Это происходило на другом уровне, тайном, глубоко личном, необъяснимом. Они посидели в «Грете», выпили по чуть-чуть. Кудасов был довольно мрачен. Пытался это скрыть, но все равно прорывалось.
— Сожрут они тебя там, в этой Москве, Никита, — сказал Андрей.
— Зубы обломают, — ответил Кудасов и «между прочим» рассказал о нескольких делах, которые находились в разработке РУОПа. Никита Никитич сделал это неспроста. Были у него серьезные основания полагать, что с его переводом в столицу эти дела заглохнут.
Обнорский сразу понял, почему полковник затеял этот разговор. Намекнул, что будет со своей стороны «интересоваться», задавать время от времени кое-кому неудобные вопросы.
— Тогда возьми-ка папочку, — сказал Никита и положил на стол тонкую папку с несколькими листочками бумаги. — Дома посмотришь.
Они посидели еще несколько минут и расстались. У Обнорского было чувство, что навсегда. Он понимал, что это не так, что — глупость, что до Москвы всего час лету. Но чувство было… Вспомнился Стокгольм и прощание с Катей. Почему? Он не знал.
Вечером Обнорский просмотрел папку. Папка оказалась очень интересной, даже, можно сказать, захватывающей.
Но это уже совсем другая история…
29.01.2001