Вдова вице-губернатора распахнула дверь… Как будто ждала.
— Я ждала вас, Андрей… Что вы мне принесли?
«Я принес тебе хорошую новость: твой муж тебе изменял с женщиной, которая его убила».
— Я принес добрые новости, Маша.
В гостиной он встретился взглядом с Малевичем в черной рамке. Умные и ироничные глаза покойного вице-губернатора смотрели так, как будто знали что-то такое, чего не знают другие… «Теперь, Миша, я тоже знаю», — думал Обнорский.
— Что же вы мне скажете, Андрей? — спросила вдова, когда они сели в кресла у журнального столика.
— Вам нет нужды чего-либо опасаться, Маша, — ответил Обнорский.
— Вы!.. Вы нашли убийцу? Вы нашли его?
— Не я, наше агентство. И, строго говоря, не убийцу, а заказчика.
— И кто же он? — спросила вдова медленно. Слова, казалось, зависали в воздухе.
— Я думаю, Маша, что вам необязательно знать имя. Все оказалось не так просто… поверьте мне на слово. Поверьте также и в то, что вы в безопасности.
— Но мне необходимо знать, кто и за что убил моего мужа. Вы не находите?
— Иногда знания причиняют боль, Мария Антоновна.
— Неизвестность причиняет боль еще большую, Андрей Викторович… я имею право знать, — твердо произнесла вдова. Обнорский посмотрел на портрет.
— Что ж… Наверное, вы правы, — сказал Андрей. — И, коли вы настаиваете, я расскажу. Но вам следует быть готовой к… к разочарованию.
— Его убили из-за женщины?
— И да и нет… Даже не знаю, как сказать.
— Говорите правду, Андрей. Я не истеричная домохозяюшка… Я вдова большого общественно-политического деятеля, — с издевкой произнесла Малевич. — О-хо-хо, какого большого… кобеля. Ну! Говорите!
И он рассказал. Он говорил медленно, выстраивая фразы продуманно-нейтрально, переставлял акценты и, уж разумеется, не называл никаких имен… Покойник иронично улыбался из красивой черной рамки. Он был отделен от мира рамкой и полированным стеклом. Он имел право на иронию.
Когда Обнорский закончил свой монолог, Мария Антоновна несколько секунд молчала. Потом спокойно спросила:
— Как зовут суку?
— Я не скажу вам этого, Маша.
— Ну что ж, имя этой суки — Сука… Так и занесем в протокол. Факты, Которые вы собрали, надежны?
— Это проверенные факты, но в суде они, как говорится, не пляшут.
— Правильно… Было бы глупо выносить всю эту историю на публику. И порочить тем самым светлое имя Реформатора Малевича. Вся мировая прогрессивная общественность в моем лице и в лице Великого Реформатора Толяна Рыжего вам этого не простит, Андрей Викторович… Но поделиться информацией с Рыжим все-таки необходимо. Он ведь премию установил тому, кто даст информацию об убийце… Слышали?
— Прошу прощения, Мария Антоновна, но мне нужно идти.
— Я вам позвоню, Андрей…
Когда Обнорский ушел, вдова вице-губернатора взяла в руки фотопортрет мужа. Долго смотрела в лицо. А потом поцеловала его в губы… Стекло треснуло. Лицо покойника рассек длинный косой шрам.
— Доигрался, Мишенька? — шепнула вдова.
* * *
Вечером того же дня Мария Антоновна позвонила в Москву, Рыжему. Номер, по которому она звонила, был известен очень узкому кругу. Строго говоря, даже Малевич не имела права пользоваться этим номером… Мария Антоновна, однако, была несколько нетрезва и позволила себе эту вольность.
Рыжий отозвался сразу… Он включил трубу, продолжая с кем-то беседовать, и Малевич услышала окончание фразы:
— …а генералам, Асламбек, я хвост прижму. Будут на блокпостах сидеть как мышки… Да, слушаю.
— Толя, привет… Найдешь для меня минутку?
— Маня! Для тебя сколько угодно. Как ты, Маня?
— Спасибо… Толя, ты прилетишь на девять дней?
— Маня, извини, но… Понимаешь, вконец запарился.
— Толя, тут такая херовина… Ребята раскопали, кто звезданул Мишку.
Несколько секунд Рыжий молчал.
— Ты меня слышишь, Толя?
— Какие ребята? Что раскопали?
— Есть тут у нас некто Обнорский, он же Серегин. Журналист. Директор агентства расследований. Вот он со своими партизанами и раскопал, кто Мойшу моего захерачил…
— Манька! Ты что, серьезно?
— Нет, Толя, я так шучу. Развлекаюсь я так.
— Понял. Все понял, Маня… про девять дней не знаю. Постараюсь… А твой партизан-журналист-директор назвал ФИО интересующего нас человека?
— Молчит.
— Как партизан? — усмехнулся Рыжий. — Не волнуйся, Маня. Разберемся. Как, говоришь, его зовут-то?
* * *
Спустя еще два с половиной часа в квартире обыкновенного питерского безработного, промышляющего на жизнь частным извозом, раздался сигнал вызова радиостанции «Барьер». Вообще-то, «Барьер» является переносной СКС [14] , засекречен и в частные руки попасть никак не может. Пятнадцатикилограммовая станция работает в режиме «прыгающей» частоты, имеет аналого-цифровой преобразователь и криптогенератор. Даже в случае перехвата на расшифровку потребуется тридцать-пятьдесят лет непрерывной работы, несколько ЭВМ… Отсталой страной был этот гребаный СССР!
Простой безработный прочитал текст ШТ [15] :
«Предлагаю вам немедленно установить журналиста Обнорского (Серегина) Андрея Викторовича. Обеспечить плотный оперативный контроль НН [16] и ТС [17] в целях получения информации о контактах объекта и перехвата его разговоров. Плотность — 100 процентов. Степень важности — „X“.
Гаврилов».
Прочитав текст, извозчик-безработный матюгнулся смачно и нажал на корпусе прибора кнопку. Текст ШТ был мгновенно стерт, а отправитель получил подтверждение, что информация дошла до получателя.
* * *
Ветерок с залива лениво шевелил зонтик над столиками открытого кафе. За столиками сидели сплошь несовершеннолетние правонарушители, вернувшиеся в город к началу учебного года, пили пиво. Утекай, советовали динамики, в подворотне нас ждет маньяк.
Зверев и Обнорский, в отличие от детишек, пили кофе. Да еще наш знакомый безработный пил кофе. На стуле рядом с ним стоял пухлый портфель. Бумаг в портфеле не было, но была зато масса «умной» электроники. Многополосные регуляторы тембра активно выделяли узкие полосы частот. В пятидесяти метрах от кафе сидели в замызганном «пежо» два немолодых человека и слушали беседу Зверева с Обнорским, крутилась кассета магнитофона… Персональная спецслужба Рыжего работала и оперативней, и эффективней, чем государственные. Впрочем, сравнение некорректно: финансирование спецов Рыжего давно уже было на «мировом уровне». Более того: именно за счет госструктур шло их техническое оснащение. А в ФАПСИ люди Толяна вели себя как дома.