— Но все же он как-то выкручивался.
— Занимал, перезанимал.
— Занимать-то занимал. Но долги ведь отдавать надо. Около трех тысяч он в конечном итоге так и не отдал… Бог с ними. Но остальные-то свои долги он как-то гасил. Значит, где-то он брал деньги, а?
— Действительно, — озадаченно произнес Родион.
— Вот давай-ка сядем и прикинем доходы Горделадзе, начиная с января, и его расходы за тот же период.
— Логично, шеф, — поддержал Родион. Через минуту Обнорский и Каширин сидели, обложившись бумагами. Родя выписывал в столбик все известные доходы Горделадзе, Андрей — расходы. Многое приходилось прикидывать приблизительно.
— Интересно, — сказал Обнорский, когда они сличили свои цифири. — Что скажешь, Родион?
— Бухгалтерия — увлекательная наука, — ответил Каширин.
— Весьма, — согласился Обнорский.
Сравнение видимых доходов и расходов Георгия Горделадзе за двухтысячный год показало превышение расходной части над доходной на сумму не менее десяти тысяч долларов…
* * *
Зазвонил телефон. Каширин снял трубку, потом протянул ее Андрею:
— Тебя.
— А кто там?
— Не знаю, мужик какой-то.
— Алло, — сказал, взяв трубку, Андрей.
— Андрей Викторович? Мы с вами не знакомы, и моя фамилия вам ни о чем не скажет, поэтому я, извините, не представляюсь… Вы расследуете дело об исчезновении Георгия Горделадзе?
— А вы кто? Как, простите, вас зовут?
— Николай.
— Весьма приятно. Я вас слушаю, Николай.
— Я хочу вам помочь, Андрей Викторович.
— Как же вы собираетесь мне помочь?
— Вас интересует полная версия записей Стужи?
— Предположим. Сейчас это всех журналистов интересует.
— Я могу ее вам продать, — сказал человек, представившийся Николаем. — Полную версию и за разумную цену.
— Любопытно. Сколько же вы хотите?
— Недорого. Сто долларов кассета.
— А сколько у вас кассет?
— Одиннадцать штук. Полный комплект.
— Тысяча сто баксов? Не такие уж и маленькие деньги, Николай.
— А где вы еще эти записи возьмете? А у меня товар с гарантией, качественный. Полная, подчеркну, версия. Без купюр.
— Хорошо, давайте поступим так — я куплю у вас одну кассету…
— Нет! Или все, или ничего. Я и так здорово рискую. Если надумаете — приходите в двадцать ноль-ноль к монументу воссоединения Украины с Россией. Знаете, где?
— Знаю, — ответил Обнорский.
— Приходите один. Только один. Если еще кто-то с вами будет — контакт не состоится. Все.
В трубке пошли гудки отбоя. Обнорский задумчиво почесал затылок телефонной трубкой… Полная версия?
* * *
Повзло и Каширин уговаривали его не ходить.
— Эти «кассеты» ничем не лучше конверта, который подбросили нам, — убеждал Коля. — Откуда ты знаешь, что это за тип и что он тебе подсунет с этими кассетами? Откуда он взялся? Кто дал ему этот телефон?
— Коля, — отбивался Андрей, — я тоже задаю себе эти вопросы. И ответа пока не знаю.
— Тем более не надо ходить на эту встречу, — сказал Родион.
— Послушайте меня, ребята. Во-первых, у этого человека есть корыстный мотив. Это очень важно… Вот если бы он сказал: хочу вам помочь бескорыстно, тут я бы, пожалуй, насторожился. А он откровенно корыстен и, кстати, труслив. Во-вторых, риск всегда есть. Если ты хочешь совсем без риска, то надо менять ремесло. Так что я пойду — встречусь с этим Николаем. Ты же добыл только двадцать минут записи? — Андрей кивнул на диктофон.
— Столько, сколько Стужа обнародовал и позволил записать…
— Ну вот. А теперь появился шанс — пусть и неопределенный — получить запись.
— А если он тебя кинет?
— Посмотрим… Может, и кинет. Но если упустим шанс — будем потом локти кусать. Так что надо идти.
— Мы тебя подстрахуем, шеф, — сказал Родион.
— Не стоит. Засечет вас этот Николай — и обломится контакт. Да и чем вы мне поможете, если он впарит мне наркоту?
— Ну… мы для моральной, так сказать, поддержки…
— На фиг. Вы меня морально поддержите, если этот конь впарит мне кассетки с Пугачевой за тысячу сто баксов… Вот тогда мне действительно понадобится моральная поддержка.
В девятнадцать сорок Андрей оделся и вышел из дому. Было довольно холодно, дул ветер. Обнорский сел в машину, прогрел пару минут движок и поехал на встречу с Николаем.
* * *
По привычке Андрей немного попетлял по центру, приглядываясь к машинам на предмет «хвоста»… Никого не засек, пожал плечами. Без трех минут восемь он выехал на Европейскую площадь, поставил машину у Малого зала Филармонии.
Посидел, прислушиваясь к ощущениям, потом неохотно вылез из теплого салона.
Сразу навалился ветер с Днепра.
Андрей поднял воротник куртки, пошел к площадке с монументом Воссоединения Украины с Россией. Огромная, монументальная дуга врезалась в небо. Снизу ее подсвечивали прожектора, она серебрилась от инея. Кроме Андрея на площадке никого не было. Он прошел под аркой Воссоединения, остановился у парапета. Рядом с огромной, но несколько нелепой конструкцией человек казался маленьким и ненужным. Арка вибрировала, распространяла невидимые волны. Вниз уходил крутой, покрытый голыми деревьями спуск к Днепру. Деревья качались под порывами ветра. По дороге вдоль реки мелькали фары машин… Темный Днепр был почти невидим. Но Обнорский представлял его себе — широкий, мощный, в полосах седой пены на ледяной воде.
Андрей посмотрел на часы — «лонжин» показывал ровно восемь. Ну и где этот Мыкола? Андрей зябко поежился, обвел взглядом пустую площадь… Признаться, ему было очень неуютно, он уже жалел, что отказался от помощи Коли и Родиона. В случае провокации помочь они бы, конечно, все равно не смогли (Обнорский представил себе, как все может быть: Николай — встречная передача денег и «кассет с полной версией» — стремительное появление мужчин в штатском — наручники и т. д.), но если бы они сидели сейчас в салоне «девятки» в сотне метров отсюда, Андрею было бы легче. Вообще-то, Обнорский понимал: то, что он сейчас делает, является грубым нарушением одного из правил безопасности при проведении журналистских расследований. Нельзя встречаться с незнакомыми людьми в уединенном месте. Понимал — и все равно пошел на встречу. Заело его.
Андрей снова посмотрел на часы — «двадцять годын, дви хвылыны». В кармане запел телефон.
— Але, — ответил он, быстро поднеся трубку к уху. Телефон, пригревшийся во внутреннем кармане, был теплым.