— А ничего! Надоело мне голову подставлять. Раз повезло, два повезло. А третий раз неизвестно, чем обернется… Могут и грохнуть.
— Это точно, — сказал Родя. — Ты-то, Коля, здесь сидел. Тебя хлороформом не травили, в наручниках не держали… Я с шефом согласен: надо сваливать от греха.
— Ну, допустим, — недовольно сказал Коля, — допустим… А бабки?
— А бабки с заказчика все равно сорвем, — заявил Обнорский. — Завтра с утра садимся писать итоговый отчет. Втроем за три дня накатаем такую пиццу — пальчики оближешь. И бабки наши.
— Э-э, — протянул Родя. — Еще три дня тут сидеть?! Аккурат пришлют какого-нибудь отморозка с автоматом.
— Не ссы, Родя… Не пришлют.
— Это бабка надвое сказала.
— Не бабка и не надвое. Это я, Родя, тебе говорю. Мы ребяткам знак подадим: все в порядке, сваливаем, не надо жестких мер.
— Какой же ты им знак подашь? — удивился Родион.
— Завтра с утра ты сходишь и купишь билеты в Питер.
— Ну и что?
— Да ничего. Раз за нами следят — а события Тараще точно доказали — следят… Раз за нами следят, то они про это замечательное событие тут же узнают. И сделают правильные выводы.
— Пожалуй что, — согласился Родион. — А что будем лепить в отчете? — спросил Повзло.
— А что есть, то и будем лепить: Горделадзе, сучонок, лил черный пиар через Интернет… Видимо, на людей Бунчука. Тот не большого ума, конечно. Ну и приказал с мудаком «разобраться». А у его подчиненных мозгов тоже не хватает. Разобрались так, что полный караул… Классический эксцесс исполнителя. Голову отрубили, чтобы спрятать пулю. Все стройно, логично. Пожалуйте бриться!
— Не особенно-то нашего заказчика устроит такой вывод, — сказал Коля.
— А меня это не колышет, — ответил Обнорский. — Я предупреждал, что мы — не шаманы и не волшебники.
Потом — для пущей убедительности — они полчаса обсуждали некоторые детали отчета. Потом отправились в кухню ужинать, оставив включенным телевизор.
Используя свои связи, Повзло добыл «кассеты Стужи». Разумеется, не бесплатно… С каждым часом количество копий обнародованных лидером соцпартии кассет увеличивалось. Они расползались по Киеву как тараканы по коммунальной квартире. Цены падали. Рассудительный Родя сказал:
— Если подождать пару-тройку дней — цена снизится вдвое, а то и втрое.
— А если подождать месяц, — сказал Обнорский, — то они вообще пойдут по цене песенок Киркорова… Времени ждать у нас нет. Садимся работать.
Втроем сели в кухне слушать. Это был нелегкий труд — часть записей оказалась весьма невысокого качества, — приходилось возвращаться обратно, прослушивать по два, по три, по пять раз. На пленке звучало много незнакомых питерским журналистам голосов. Назывались незнакомые имена, фамилии и даже клички… На удивление много употреблялась ненормативная лексика. По части матерщины представители украинской элиты не уступали грузчикам. Часть разговоров шла на украинском, и тогда Коле приходилось переводить. Процесс был утомительный и, откровенно говоря, малорезультативный… При этом следовало учитывать, что восприятие записи разговора сильно отличается от самого разговора. Магнитофонная пленка не может передать жестов и мимики, взглядов, которыми обмениваются собеседники. О многом слушатель может только догадываться. При всем при том, что Повзло добыл далеко не «полную версию, без купюр» (которую «продавал» Обнорскому Николай), прослушивание затянулось до утра. Про Горделадзе упоминали не так уж и много, но в достаточной степени эмоционально, зло.
Особенный интерес вызвал один фрагмент. На нем звучали голоса президента и министра внутренних дел Марченко:
"Бунчук: Этот грузин.
Марченко: А я. Мы работаем.
Б.: Я и говорю: вывести его, бросить. Отдать чеченцам. (Неразборчиво) а потом выкуп на хуй.
М.: Мы продумаем. Мы сделаем так, чтобы…
Б.: Значит, отвезти его, раздеть, бля, без штанов оставить, пусть сидит.
М.: Я бы сделал просто, бля. Мне сегодня докладывали. Мы обстановочку изучаем: где он ходит, как ходит. Там у нас на связи сидит… Еще немножко, немножко изучить, мы сделаем. У меня сейчас команда боевая. Такие орлы — все, что хочешь сделают. Значит, вот такая, бля, ситуация, на хуй.
Б.: Шо ты пиздишь?
М.: Ну я вам докладываю. Мы там немного прокололись.
Б.: Но он же сука, грузин, сука… Он же грязь кидает в Россию через Интернет… В Интернет через Россию.
М.: Ясно… Я Горделадзе не выпускаю из виду. Просто у нас возник вопрос… мы же это… Хотя уже есть контакты… Ну было, бля… из наружного наблюдения. Я хочу изучить его контакты.
Б.: Ты, бля, разберись — нет ли там команды, которые строчат эту грязь. Они уже заебали на хуй.
М.: У меня все есть. Но я хочу с него, с грузина… с первого. Как это… как Генеральная отреагирует? Номеров, насколько я знаю, у них нет…
Б.: А при чем Генеральная? Какая, бля, связь?
М.: Есть же заявление Горделадзе… Это же, на хуй, официальное заявление.
Б.: Ну и что?
М.: Заявление-то официальное.
Б.: И чего это каждая срань должна писать на Генерального прокурора… Вот подонок!"
— Да, — сказал Обнорский, — грустно…
— Куда уж дальше? — ответил Коля.
— Что думаешь — подлинная запись?
— Я не эксперт.
— Я знаю, что ты не эксперт. Я твое личное мнение спрашиваю, Николай… Ты же голоса всех этих ребят лучше знаешь.
Коля аккуратно сложил кассеты в стопку, сказал:
— Да уж, наслушался… Очень похоже на то, что записи действительно подлинные. Особенно похожи голос Бунчука, Латвина, Марченко. Бунчук опознается почти стопроцентно. По голосу, по интонациям, вообще — по манере говорить. Марченко — тоже… Про Латвина сказать трудно… Как-то он себя мало проявляет, неконкретно.
— Да, — согласился Андрей, — Латвин очень неконкретно бормочет.
— Зато Марченко совершенно конкретно, — сказал Родион. — Однозначно подтверждает, что за Георгием ходила наружка… и что орлы у него боевые — «все, что хочешь сделают».
— Боюсь, Бунчуку не отмыться, — произнес Коля.
— Ладно, — сказал Обнорский. — Время позднее… Надо хотя бы часа три поспать. Потом мы прослушаем все это повторно. А пока давайте подобьем предварительные итоги.
Предварительные итоги были таковы: запись, с высокой степенью вероятности, подлинная. Это подтверждается сходством голосов на пленках, большим количеством приведенных фактов, дат, фамилий…
Записи подтверждают, что президент Бунчук был очень недоволен деятельностью Георгия Горделадзе, знал о его «анонимной» работе в сети и требовал от своих подчиненных расправы с журналистом… Министр МВД, со своей стороны, заявлял, что работа ведется, что за Георгием установлено наружное наблюдение и его «орлы все что хочешь сделают».