— Головина Самсут!..
* * *
— Парковка запрещена!
Однако адвокат Габузов не первый год жил в этой стране и в этом городе. Более того, он был настоящим аборигеном. А потому он ничуть не смутился, наоборот, продолжая играть в адвоката Шверберга, сделал лицо, именуемое в простонародье «морда кирпичом», и тоном полного безразличия бросил в ответ:
— Ко мне это не относится, я автомобиль местного подъезда.
Однако туча в черной куртке, по всей видимости, оказалась тоже не новичком и не пришельцем. Она никоим образом не растаяла и не побледнела, а разразилась крупным градом в виде отборных ругательств и оклика с усмешкой кому-то в сторону:
— Эй, Петрович, этот рыдван случайно не к тебе?
Сергей Эдуардович изобразил на лице праведный гнев и хотел уже произнести тираду с вкраплениями латыни, вроде того, как долго Катилина собирается испытывать его терпение — однако не успел. Тот, кого нагрянувшая туча назвала Петровичем, откликнулся раньше:
— Гони, гони его в шею! Развелось тут всяких проходимцев.
— Понял? Так что не вешай лапшу на уши и давай катись отсюда, если не хочешь навсегда лишиться своей консервной банки.
Сергей Эдуардович опешил, растерялся и проиграл. Туча нависала уже над самой его головой, изрыгая громы и молнии откровенной злобы. Габузов понял, что денег предлагать нет даже смысла, тем более таких, какие были у него в кармане на пару чашек кофе и, если повезет, то и пару пирожных в таком месте. Связываться же с подобными людьми было себе дороже, и, мысленно чертыхаясь, он полез обратно в машину.
«Несчастного и на верблюде собака укусит», — невесело припомнил он очередную дедову присказку, и день окончательно потерял для него свои краски.
Пока Габузов осторожно выезжал, пропуская то и дело сновавшие здесь, как рыбьи косяки, иномарки, пока искал новое место, чтобы приткнуться, прошло еще не меньше четверти часа. Потом потребовалось еще какое-то время, чтобы успокоиться и снова войти в образ. «И какого черта я не пошел в театральный институт?» — с запоздалым укором себе вздохнул он, снова подходя ко входу с чугунными столбиками.
Но тут на его пути, как в дурном сне, опять возник Петрович.
— А, это ты, скандалист! — Швейцар равнодушно преградил ему вход. — Куда идем?
— Туда! — рявкнул Сергей Эдуардович, которого почему-то больше всего взбесило именно это равнодушие. Если бы швейцар возмутился, разорался, то еще ладно бы, а с равнодушием иметь дело практически бесполезно. Шансы на победу равны нулю. И он из остатков сил взорвался сам — Пропустите! У меня важная встреча!
— А карта гостя у тебя есть? — еще более холодно поинтересовался Петрович.
— Вот тебе карта! — Рука Габузова автоматически полезла во внутренний карман и вынырнула оттуда, на ходу разворачивая коричневую книжечку и суя ее прямо в морду Петровича. — Пропустите, гражданин!
Швейцар, прищурясь, пригляделся и хмыкнул с чувством полного превосходства:
— И что мне твоя ксива? Сказано — пошел вон!
Габузов стушевался. Подвел его многолетний служебный рефлекс. Да, предъявление «корочек» открывало многие двери — но то было раньше, когда «корочки» были прокурорские. А адвокат — ну что такое для всех этих адвокат?
— Вот сволочь! — бессильно огрызнулся Сергей Эдуардович.
— Это кто сволочь?!
Одной рукой швейцар вцепился Габузову в воротник, другой резко хлестнул по щеке. Адвокат ответил тычком в живот, не возымевшим, впрочем, никакого действия — живот был толст и, похоже, непробиваем.
— Он еще рыпается!
Швейцар уже нешутейно саданул Габузова в глаз и стрельнул глазами по сторонам. Ему на помощь уже спешили двое дюжих коллег.
Секунд через двадцать незадачливый адвокат оказался выброшенным на мощеный тротуар. Поднявшись — сначала на четвереньки, — он отряхнулся, одернул одежку, постарался сделать вид, что все это только что произошло не с ним, и деловито пошел к машине.
Он задержался перед одной из зеркальных витрин, придирчиво оглядел себя. Хорош! Губа разбита, под глазом фингал, рубашка разорвана, несколько пуговиц осталось трофеями победившей стороне. Понятно было, что явиться на первое свидание в таком виде было бы не просто смешно — непозволительно. На «джентльмена в поисках десятки» он еще более-менее тянул, но вот на респектабельного охотника за наследством — ни в коем разе.
Осознав это, Габузов грязно выругался и понуро побрел в сторону площади. Чуть слева, словно смеясь над ним, сверкнула захватанная посетителями до блеска продажного золота скульптурная фигура Остапа Бендера.
* * *
— Головина Самсут! — торжественно повторил голос, и она, как во сне и как только недавно мечтала уйти, прошла между столиков, чуть покачивая бедрами, но, вместо пакета, в руках у нее неожиданно оказался огромный букет почти черных роз. Пахли они одуряюще и крепко, напоминая, скорее, коньяк, чем цветы. Это было так прекрасно, так необыкновенно, что Самсут даже потеряла ощущение реальности. Сколько лет ей не дарили цветов, если не считать дома день рождения, а в школе День знаний, День учителя и Восьмое марта?! И, благодарно прижимая букет к груди, она медленно двинулась обратно.
— Куда же вы? — раздался у самого ее уха голос Льва. — Номер, номер вашего паспорта!
— Не помню, — улыбаясь все так же блаженно, прошептала Самсут.
Лева насторожился, а вслед ему тревожную стойку сделал и «бандит».
— А он вообще-то у вас есть?
— Конечно.
— Я ведь про заграничный говорю.
— Конечно. Просто он…
— Что просто?
— Он дома.
— О, какие пустяки! Мы сейчас же поедем с вами и все оформим.
Последняя фраза вдруг отрезвила Самсут, которой сразу вспомнились душераздирающие истории про обобранных дурачков, которые сами возили мошенников за собственными паспортами и деньгами.
Но Лев, заметив ее замешательство, осторожно взял Самсут под руку. От его ухоженных пальцев шел жар.
— Неужели вы подумали о каком-то подвохе? Боже упаси! Если вы не хотите, я даже не стану к вам подниматься. Просто подожду на улице, в машине, в ближайшем кафе, где скажете! Поскольку сегодня вечером вы уезжаете, ближайшие три-четыре часа нам придется изрядно покататься. Дабы успеть везде и всюду. Прошу вас, идемте, моя машина в вашем полном распоряжении.
— Ну, не знаю… — все еще недоверчиво протянула было Самсут, но Лев галантным жестом уже прихватил ее за локоток:
— Ничего не бойтесь! Мы — известная фирма и высоко ценим и своих клиентов, и собственную порядочность. Едемте, в конце концов я же должен отработать свои двадцать баксов. Помните наш с вами уговор?..
Санкт-Петербург, 9 июня