— Пока не увольнял. — Хагрид в полном расстройстве чувств отхлебнул из кувшина хороший глоток. — За немногим стало… Полегчает Малфою…
— Как он? — спросил Рон, когда все уселись. — Рана, по-моему, несерьезная.
— Мадам Помфри сделала что надо… лучшим образом. А он все голосил, помираю, мол, лежит весь в бинтах, стонет… — уныло покачал головой лесничий.
— Притворяется, — сказал Гарри. — Мадам Помфри может вылечить что угодно. Она в прошлом году вырастила во мне половину костей. Малфой уж постарается, раздует из мухи слона.
— Школьному начальству наверняка сообщили… — горевал Хагрид. — Они скажут, не с того начал. Рано гиппогрифов-то… Лучше бы флоббер-черви… или еще кто… Хотелось как лучше… первый урок все же… Моя ошибка…
— Ничего подобного. Малфой сам виноват, — твердо сказала Гермиона.
— Мы будем свидетелями, — прибавил Гарри. — Ты сказал, если гиппогрифа оскорбить, он набросится. А Малфой в это время не слушал. Кто в этом виноват! Мы расскажем Дамблдору, как все было.
— Конечно, расскажем. Так что ты не волнуйся! — присоединился к друзьям Рон.
Из черных, как агат, глаз Хагрида покатились слезы. Он схватил Гарри с Роном и сжал их в стальных объятиях.
— Я думаю, Хагрид, — не допускающим возражения тоном сказала Гермиона, — больше тебе пить нельзя.
Взяла со стола кувшин и вышла из комнаты.
— Наверное, она права, — прохрипел Хагрид, отпустив Рона и Гарри, которые, пошатываясь, стали растирать ребра. Лесничий вылез из своего кресла и нетвердой походкой последовал за Гермионой. Снаружи раздался громкий всплеск.
— Что он там делает? — занервничал Рон.
— Сунул голову в бочку с водой, — сказала вернувшаяся с пустым кувшином Гермиона.
Хагрид вернулся, с длинных волос и бороды текли ручьи, смывая слезы, которые все еще текли у него из глаз.
— Так-то оно лучше, — сказал он и затряс головой, как намокшая собака, окатив всех троих брызгами. — Хорошо, что пришли ко мне, я, правда…
Хагрид вдруг осекся и уставился на Гарри, как будто только сейчас до него дошло, что у него в хижине Гарри.
— Что вы себе такое позволяете! — прогремел он, так что все трое подпрыгнули. — Тебе, Гарри, запрещено, как стемнеет, выходить из замка! А вы двое! Как смели его с собой взять!
Хагрид подскочил к Гарри, схватил за руку и потащил к двери.
— Идем! — сказал он сердито. — Я тебя… э-э… отведу… И чтоб больше никогда не ходил… э-э… ко мне… по ночам. Я того не стою…
До четверга Малфой на уроках не появлялся. Утром в четверг у слизеринцев и гриффиндорцев было подряд два урока зельеварения. Малфой явился на второй с видом героя, раненного в жестокой битве: рука забинтована и на перевязи.
— Как рука, Драко? — нарочито заботливо спросила Пэнси Паркинсон. — Болит?
— Болит, — насупился Малфой, подмигнув за спиной Пэнси верным телохранителям Крэббу и Гойлу.
— Садитесь скорее, — бросил как бы между прочим Снегг.
Гарри и Рон хмуро переглянулись: явись они с таким опозданием, Снегг оставил бы их после уроков. А Малфою все сходит с рук, ведь Снегг декан у Слизерина и своим прощает все.
Проходили новое зелье, уменьшающее. Малфой поставил котел на огонь рядом с котлами Гарри и Рона и уселся за стол напротив них.
— Сэр, — обратился он к Снеггу, — у меня болит рука, я не могу нарезать коренья маргаритки.
— Уизли, нарежьте Малфою, — не взглянув на Рона, приказал Снегг.
Рон покраснел до ушей.
— Врешь ты все, ничего у тебя не болит! — прошипел он.
Малфой самодовольно ухмыльнулся.
— Слышал, что сказал профессор Снегг? Давай режь.
Рон схватил нож, подвинул коренья к себе и наскоро порубил на крупные неровные куски.
— Профессор, — пожаловался Малфой, — Уизли кое-как их нарезал.
Снегг подошел, свесил над ними длинный крючковатый нос и криво улыбнулся из-под черных, засаленных косм:
— Отдайте свои коренья Малфою, Уизли, а его возьмите себе.
— Но, сэр… — Рон целую четверть часа старательно трудился над своими кореньями.
— Сейчас же! — рявкнул Снегг.
Что оставалось делать? Рон подвинул к Малфою красиво нарезанные коренья, снова взял нож и принялся исправлять собственный брак.
— Сэр, мне не справиться с сушеной смоквой. — Малфой не скрывал в голосе злобной насмешки.
— Поттер, помогите Малфою почистить смокву. — Снегг ненавидяще глянул на Гарри и отошел от их парты.
Гарри молча протянул руку за смоквой, наскоро снял с нее кожицу и швырнул обратно Малфою. Тот расплылся в улыбке.
— Как там ваш дружок Хагрид?
— Не твое дело, — отрезал Рон, не поднимая головы.
— Недолго ему осталось нас учить, — с притворной жалостью вздохнул Малфой. — Папа так беспокоится за меня. Рука-то все не заживает…
— Заткнись, Малфой, а то тебе правда не поздоровится! — прорычал Рон.
Но Малфой как не слышал:
— Он пожаловался попечительскому совету. И в Министерство магии. У него там большие связи, они для него все сделают. Ведь как знать, — опять притворно вздохнул он, — может, я на всю жизнь останусь калекой.
— Так вот зачем этот маскарад! Ты хочешь, чтобы Хагрида выгнали. — У Гарри от гнева дрогнула рука, и он случайно отрезал голову сушеной гусеницы.
— И за этим, Поттер, и еще кое за чем, — прошептал Малфой. — Уизли, порежь-ка мне гусениц.
Профессор Снегг тем временем накинулся на Невилла Долгопупса. Ему всегда доставалось на уроках зельеварения. Он ненавидел этот предмет, очень боялся Снегга и от страха всегда все путал. Зелье, которому по рецепту полагалось быть ядовито-зеленым, у Невилла получилось…
— Оранжевое, Долгопупс! — Снегг на глазах всего класса зачерпнул немного зелья, высоко поднял черпак и опрокинул обратно в котел. — Оранжевое! У вас в одно ухо влетает, в другое — вылетает. Я ведь яснее ясного сказал: одна крысиная селезенка! Две капли пиявочного сока! Когда вы, наконец, станете слушать, что вам говорят?
Невилл покраснел, задрожал от страха, казалось, вот-вот заплачет.
— Сэр, — вмешалась Гермиона, — позвольте, я помогу Невиллу исправить зелье.
— По-моему, я вас не спрашивал, мисс Грэйнджер, и нечего выскакивать. — Снегг напустился на Гермиону, и она тоже залилась краской. — В конце урока, Долгопупс, мы дадим отведать это зелье вашей жабе. Может, тогда вы поумнеете. — И Снегг отправился дальше.
У Невилла от ужаса сперло дыхание, он обернулся к Гермионе и простонал: