— Откуда? — в изумлении вытаращил глаза бригадир.
— Неужели непонятно? — снисходительно усмехнулся Советник. — От твоего Куцего, естественно. Ты так и не врубился, о чем я тебе говорил?
— Ты думаешь? — озадачился бригадир. — Тогда нам действительно надо спешить.
Спеши — не спеши, рассуждал Советник, а Огонек все равно будет в «Центурионе» раньше их — слишком большая у него временная фора. И, если выяснится, что телохранитель сумел расколоть белобрысого до их приезда, это пусть не абсолютный аргумент, но достаточно серьезный повод, чтобы сняться с дистанции. Гангут хоть и хорохорится, будто готов вступить в перестрелку с Огоньком, но это у бригадира — просто эйфория после нежданного спасения из лап хураловцев. На самом деле, тот, кто не понаслышке знаком с балаковской командой убийц, никогда не рискнет вступить с ней в огневой или в любой другой силовой контакт. Не сделает этого, конечно, и Гангут.
— Кстати, ты долго собираешься катить на угнанной «Феррари»? Наши друзья из «Сакли» уже, конечно, сообщили гаишникам об угоне, — продолжил Советник напрягать ситуацию.
— У кольцевой дороги спешимся, — ответил бригадир с довольно хмурым видом: всякий намек на предательство Куцего его сильно расстраивал, к тому же он начинал чувствовать перемену в настроении подельника, которая его тревожила.
А на дворе стояла небывало жаркая для середины августа погодка, и на Окуня вновь нахлынули мечтания об отпуске на берегу лазурного моря, в который он скоро отправится вместе с горячо любимой матерью.
От сладких грез его пробудили слова Гангута:
— Выходим, приехали.
Оказалось, они уже находились вблизи кольцевой автодороги, и бригадир, поставив «Феррари» на обочину, принялся ловить частника. Почему-то на его поднятую руку никто не реагировал, и дело это затянулось.
Наконец рядом с ними притормозило совершенно официальное — желтое, с шашечками — такси.
— Петровский бульвар! — скомандовал бригадир.
Деньги из них хураловцы, к счастью, не вытряхнули, и, чем расплатиться с таксистом, нашлось.
По приезде Гангут уверенно двинулся к желтому двухэтажному особнячку без каких бы то ни было опознавательных знаков.
— Мне поговорить надо с одним из ваших, — сообщил он охраннику, находившемуся у входа в здание рядом с турникетом.
Тот окинул посетителя чрезвычайно подозрительным взглядом:
— С кем конкретно?
— Ну, есть тут у вас белобрысый такой чувачок.
Советник, стоявший несколько в стороне и сознательно уступивший право ведения переговоров Гангуту в надежде, что тот запорет все дело, в душе усмехнулся.
Однако секьюрити, хотя и с неодобрением воспринявший лексику бригадира, видимо, догадался, о ком идет речь:
— Он вас ждет?
— Еще как! Ждет — не дождется. Я ему бабки должен, — привел Гангут, самый, на его взгляд, убедительный аргумент.
— Сейчас узнаем. — Охранник потянулся к внутреннему телефону.
И в этот момент где-то в здании раздался взрыв. Охранник замер, а когда в той же стороне послышались выстрелы, бросился на их звук.
Гангут призывно махнул рукой Советнику и, перескочив через турникет, тоже юркнул в здание. Окунь, поколебавшись, направился вслед за ним.
Охранник помчался по лестнице на второй этаж. Гангут остановился и повернулся к Окуню:
— Нам туда же.
Тот пожал плечами:
— Пошли, раз уж мы здесь.
Они поднялись наверх. Двери одного из кабинетов были распахнуты, оттуда доносились отрывистые крики.
— Блин! Это ведь та самая комната, где белобрысый сидел, — взволнованно сообщил бригадир и, приблизившись к дверному проему, сунул в него голову.
За ним последовал и Советник.
Но едва они попытались разглядеть, что и как, — их по-хозяйски раздвинул руками мужчина в цивильном костюме и при галстуке, который, войдя в комнату, спросил, обращаясь сразу ко всем присутствующим:
— Что здесь произошло?
Один из четверых человек в камуфляже, находящихся в помещении, указал на мужчину, лежавшего на животе и истекавшего кровью, и на девицу, сидевшую на полу, прислонившись спиной к стене, и бессмысленно хлопавшую длинными ресницами:
— Вот эти двое Эдика взорвали.
Камуфляжник сопроводил свои слова ударом тяжелого армейского ботинка девушке по лицу. Та почти беззвучно свалилась на бок, разом перестав моргать и широко раскинув по грязному полу свои модельные ноги.
Советник немало удивился, узнав в поверженной молодой женщине посетительницу «Сакли» и «медсестру» из «Феррари». Но изумлению его просто не было предела, когда он увидел Огонька — причем в абсолютно мертвом виде!
— Идем отсюда, — быстро сказал он бригадиру, и подельники скоренько покинули здание.
Гангут выглядел совершенно потерянным.
— Теперь нам хана, — объявил он.
— Почему? — бодро спросил Окунь.
Смерть Огонька вновь заставила его пересмотреть свои планы. Теперь, когда главная опасность как бы самоликвидировалась, охота за общаком стала уже не столь рискованна. Более того, мосты отныне не выглядели сожженными — абсолютно все можно валить на покойного Огонька. Прохор проглотит любую более-менее связную интерпретацию происшедших событий в изложении Советника, поскольку опровергнуть его будет некому, да и незачем. Ведь и остальные балаковцы, участвующие в этом деле, смогут списать на Огонька все свои грехи.
А отчего тот погиб и при чем здесь эти двое из «Сакли» — конечно, любопытно, но не жизненно важно. Важно, что Огонек погиб.
— Потому, что белобрысый окочурился, — последовал тем временем мрачный ответ бригадира.
Нахмурился и Окунь:
— Ну да, тот самый Эдик…
Сейчас было самое время остановиться, выйти из рискованной игры, придумать подходящее объяснение всему случившемуся и изложить его по телефону Прохору, а потом осуществить свою голубую мечту об отдыхе вместе с матерью на песчаном берегу у лазурного моря…
Но шестеренки в голове у Окуня уже закрутились в обратную сторону.
— Поехали на квартиру, где ты Финка брал, — решительно сказал он.
В глазах бригадира засветилась надежда:
— А оружие?
— Теперь придется захватить.
В Сокольники балаковцы прикатили на «Волге» Советника. На ней он не ездил лет восемь, и машина все это время пылилась в его гараже. Казалось, место ей на свалке, но Гангут сумел привести антиквариат в чувство за какие-нибудь полчаса.
— Окна квартиры помнишь? — спросил Окунь бригадира, когда они оказались у нужного дома.
— Да, темно в них. Подождем, посмотрим?