Посмотрел на часы. Без семи минут пять, рабочий день закончен раньше обычного в связи с моим посещением оружейной палаты Центрального РУВД. Я решительно махнул рукой, после чего на столе появилось еще и блюдце с нарезанным лимоном.
Пережевывая кожуру, я вкратце поведал Вадиму о паранормальных явлениях в своем служебном кабинете.
– Проворачивая в голове занимаемые положения всех фигурантов твоего дела, мою душу одолевают сомнения в той части, что кто-то из них мог поступить подобным образом. – После первой рюмки Пащенко всегда излагал мысли витиевато, с претензией на высокий штиль. – Почему не предположить, что эти кирпичи влетели в твой судебный офис по причине нахождения в твоих руках другого дела?
– Вадик, за девять с лишним лет моей судейской карьеры такое случается впервые.
– Ну, если не считать нескольких твоих разоренных квартир, того, что в тебя однажды уже стреляли через дверной «глазок», пытались прикончить в гараже из нескольких автоматов и морозили в рефрижераторе... Тогда, конечно, впервые.
Я помялся. Пащенко почему-то всегда недолюбливал этого человека, считая его прохвостом с двойным дном. Однако это не было для меня причиной, чтобы о нем не заговорить.
– Знаешь, Вадим, по дороге к тебе я вспомнил о Земцове...
– Струге, будь последователен! – перебил меня прокурор. – К Земе ты обращаешься тогда, когда в тебя уже стреляли. Когда тебя забрасывают кирпичами или пугают, ты должен обращаться ко мне. Хочешь нарушить древнюю традицию?
Я могу понять его сарказм. Есть такое понятие – ревность. Дружеская ревность, когда ты даешь другу понять, что он тебе не в силах помочь на определенном этапе. Я сейчас пропущу эту реплику мимо ушей, хотя понимаю, что Пащенко уже обиделся. Однако тот и не думал проявлять признаки нервозности.
– К Земцову обратиться никогда не поздно. Быть бы живу. Вопрос в другом. Какой по счету процесс по делу Малыгина-младшего ты уже провел?
– Пятый. – Я посмотрел в потолок, словно на нем был нанесен план моей работы. – Да, пятый.
– Исходя из ситуации, на процессах кто-то уже может догадаться о предполагаемом исходе дела и твоей направленности?
Я понимаю, о чем говорит Вадим. Практически всем судьям, и я не исключение, свойственна одна и та же ошибка. Рано или поздно они начинают принимать либо обвинительный, либо оправдательный уклон. У судьи это происходит на подсознательном уровне, когда он еще не отдает отчета, что его слова могут быть истолкованы однозначно. Все участники процесса всегда напряжены до максимума, поэтому в любом слове, произнесенном председательствующим, они начинают искать второй смысл. Разница между мной и многими другими судьями заключается в том, что я это понимаю и контролирую себя до самого приговора. Некоторые этого не делают, начиная почти с первого процесса произносить фразы: «Ну, расскажите, подсудимый, что заставило вас ударить девушку ножом?» или: «Потерпевшая, подсудимый отказался на вас жениться. Не явилось ли это причиной того, что вы решили ему отомстить и оговорить?» В первом случае совершенно понятно, что у судьи нет даже тени сомнений относительно того, что это именно подсудимый ударил ножом девушку. А второй пример говорит о том, что судья уже имеет свое мнение по случившемуся факту.
Это очень тонкая работа – быть судьей. И я стараюсь работать тонко.
– Вряд ли, Вадим. Хотя группа юристов, составляющих защиту, может прочесть мои мысли без проколов с моей стороны. Грамотный юрист всегда догадается об этом по вопросам. А если и это невозможно, заяви пару ходатайств и проследи за тем, как судья на них реагирует и какие выносит по ним определения. Наши адвокаты тоже не лаптем щи хлебают. Отвечаю на твой вопрос – не думаю, что по тактике моего судейства в этом процессе можно определить исход дела.
Пащенко вздохнул так тяжело, что, казалось, образовал вакуум во всем пространстве кабинета. Потом посмотрел на меня, теребя подбородок, и, наверное, думал о том, за какие грехи ему был послан в наказание такой друг, как я. Наконец он спросил. Задал вопрос, не надеясь на ответ:
– Я знаю, что ты щепетилен в этих вопросах, но все-таки ты сам что думаешь обо всем этом? О ДТП трехмесячной давности?
– Я думаю, что Басков и Сериков хотели убрать Малыгина-младшего.
– Убрать с дороги или «убрать» с пути по жизни?
– Конечно, убить, – усмехнулся я.
– А тебе не кажется, что для этого избран не самый умный из всех существующих способ устранения? Я что-то не слышал, чтобы подобным образом устраняли ненужных людей.
– Видно, так сложились обстоятельства. Вполне возможно, что в пятнадцать часов по местному времени, двадцать девятого декабря прошлого года, между троими этими людьми произошло нечто, что могло стать мотивом убийства одного из них. Предполагать можно все, что угодно.
– Тогда слушай. – Прокурор закурил и отвалился на спинку стула. – «КамАЗ», о котором я так долго и беспредметно рассказывал все эти дни, вчера был задержан в Риге латвийской полицией совместно с Интерполом. Малетин еще во время наружного наблюдения почуял подвох и ушел от слежки. «Камазисты» доставили груз на одну из транзитных стоянок в целости и сохранности, однако там, естественно, получателя не оказалось. Полицейские задерживают грузовик, понимая, что в противном случае эти водители просто уедут обратно. Выхода у них нет. «КамАЗ» поставлен на местную стоянку временного хранения автотранспорта, и уже после первого обследования, без производства вскрытия, установлено, что автомобиль начинен наркотой. Оперативник из таможни Михаил Сбруев, совершенно не подозревая, что «КамАЗ» уже давно ведут, задерживает его на полпути. По исключительному стечению обстоятельств он добрался лишь до рваных цигеек, а не до героина. Макс нашел наркотик, а Миша нашел странный поддон с «утеплителем». К сожалению, барбос не смог объяснить таможеннику, что искать нужно не в поддоне, а в баллоне, под поддоном. На чем и строился расчет. Опера на границе оторвут поддон, а там – утеплитель и ничего более. В конфузе никто не станет искать дальше. Тем более после такого «прикрытия» груза таможенным начальством.
Пащенко перевел дух.
– Итак, героин. Поддон приваривали под присмотром Баскова и Серикова. Соответственно, не нужно думать, кому принадлежит отрава. Но вот человек, который сопровождал груз, был от Малыгина-младшего. Тебе не кажется, что после провала транзита ответственным за этот провал однозначно признали Артема Семеновича Малыгина? Как руководителя одного из направлений отправки героина за рубеж? Направления, которое он с успехом провалил?
Да, мало-помалу ситуация складывалась в понятную картину. Вина Малыгина-младшего в провале работы на своем участке запросто могла стать мотивом для убийства, если только...
– Вадим, сколько героина обнаружено в «КамАЗе»?
– Его пока не вскрывали. Очевидно, прибалты вместе с Интерполом надеются на чудо – например, на явку с повинной. Но они просвечивали емкость, и это позволило определить приблизительный вес. Что-то около сорока килограммов.