– Артем говорил, что он, Бася и Сериков решили провернуть дельце...
– Хорошо начал, – похвалил я инициативу Зотова, придвигаясь к нему поближе.
– Я не знаю точно, что за дельце, Артем говорил лишь о порошке...
– «Ариель»?
– Нет... О героине.
Джип опять приблизился. Я уже вижу рожу водителя и его палец, который указывает мне прямо в лоб. Странно, при чем тут я? Им Зотов нужен. А! Забыл... Это же я всю малину изгадил.
– Ваня, ты говори побыстрее. Чует мое сердце, что или ты не успеешь договорить, или я – дослушать.
– Они собирались перебросить тридцать пять килограммов афганского героина через западную границу, в Прибалтику. То ли в...
– То ли в Латвию, то ли в Литву, – закончил я. – Я помню, ты постоянно путаешь. Чей был порошок?
– Баскова. Но долю на приобретение дал Сериков. Так что, можно сказать...
– Что это героин общий, – опять подвел итог я. – Я понял. Что было дальше?
– Потом Артем сказал, что груз «спалили». В Риге, кажется. Сказал, что он отвечал за маршрут, и теперь вся ответственность за срыв поставки лежит на нем. Он поэтому и пил как сапожник. Даже не закусывал! Пил и пил, пил и пил...
– Дальше что, Ваня?! Что было, когда он напился?
Отвлекшись разговором с Зотовым, я выпустил из виду джип. Я понял это слишком поздно. Как раз в тот момент, когда сзади, почти в пяти метрах от нас, стала разрывать слух автоматная очередь...
Глухой удар, и рев двигателя, работающего на холостых оборотах. Колеса, крутящиеся без соприкосновения с асфальтом...
Не понимая, что происходит, я почувствовал, как вращаюсь внутри машины, не в силах понять, где пол, а где крыша. Через покрытое паутиной трещин и отверстиями стекло я видел, как дорога меняется местами с небом...
Я двигался по трассе уже не лицом вперед, а левым боком...
Нет, правым...
Нет, спиной вперед...
Небо, дорога, небо... Снег, много снега... Стекло на лице, больно...
Я лежу в полной темноте, уткнувшись губами в кожаный потолок салона. Я лежу на животе и чувствую, как в мою голову упирается рука Зотова, а в спину – руль.
Я смотрю на белеющие в темноте пальцы бывшего собеседника и слышу, как на обшивку, рядом с моим лицом, капает жидкость. Масло?
Нет, масло так не пахнет.
Так пахнет кровь.
Дело плохо. Дело очень плохо. Настолько отвратительно, что я даже не могу подобрать достойного эпитета для определения того – насколько.
Кряхтя, как старик, страдающий подагрой, я выполз из машины. Еще некоторое время пришлось выбираться из-под снега в полной темноте. Наверное, я все-таки потерял в какой-то миг сознание, поскольку на дороге уже не было ни самого джипа, ни шума его удаляющегося двигателя.
Теперь – о плохом деле. На глазах почти двух десятков свидетелей я увез Зотова из его квартиры на автомобиле «Тойота Виста». Спустя полчаса Зотов мертв и лежит в упомянутой автомашине. Я – судья Струге, рассматривающий уголовное дело по факту обвинения человека, который являлся другом убитого. И не далее как полчаса назад, опять же при свидетелях, я произнес фразу: «Важно, на сколько сядет Артем Малыгин». Этой фразой я исключил любую случайность в своих последующих объяснениях Земцову или кому бы то еще ни было. Омерзительнейшая ситуация.
До Волочаевского жилмассива, упомянутого мною в разговоре с Земцовым, – минут пятнадцать езды. Массив находится неподалеку от УБОПа, поэтому я и определил место «встречи» там. Дорога пустует, справа от нее – ряд магазинов, слева – пустырь. На этом пустыре, под толщей снега, сейчас похоронены машина и Зотов.
Растерев лицо снегом, я пытаюсь заставить работать свой мозг. Если бывшему следователю прокуратуры ничего не стоило распутать козни преступника, то почему он не в состоянии их запутать?
Глядя на ряды магазинов, я не к месту ухмыльнулся. Наша «колонна» неслась с такой скоростью, что роковые выстрелы прозвучали метрах в трехстах от того места, где я сейчас стою. Их никто даже не слышал. А глубокий снег заглушил все звуки переворачиваемого автомобиля. «Тойоту» даже не видно с дороги – черное пятно на черном снегу. Если бы мы вылетели вправо, то декабрьский подвиг Малыгина-младшего был бы повторен с точностью до миллиметра. Салон одежды, стеклянная витрина...
Салон одежды...
Впереди меня ждут опросы и, возможно, очная ставка с веселой компанией в доме на улице Степной. Совершено убийство, и следователь с пытливыми операми раскрутят все и всех, тем более что это не бог весть какой «висяк»...
Отряхнувшись от снега, я сунул «макаров», которого продолжал сжимать в руке, за пояс и направился в салон.
– Здравствуйте! – щебетнула и метнулась ко мне менеджер магазина. – Мы рады...
– Мне нужны джинсы пятидесятого размера, свитер с рубашкой и пристойный пуховичок. – Я мысленно окинул себя взглядом. – Все должно быть светлых тонов.
Прощай, зарплата. Это не самый дешевый магазин – «Lee Cooper»...
Сунув старые, абсолютно новые вещи в фирменный пакет, я вышел из магазина. У девочек сегодня счастливый день. Нашелся дурак, который купил полный комплект одежды с наценкой в триста процентов. Теперь от пакета придется избавиться. Нельзя повторять ошибки преступников. Это тот случай, когда жадность губит фраера. «Найковский» костюм и куртку, конечно, жалко, но опыт заставляет меня подойти к расположенному неподалеку полуразвалившемуся строению, напоминающему очертаниями недостроенную подстанцию, и запихать пакет под снег, у входа. Рядом с истлевшей автомобильной покрышкой. Если сюда забредут бомжи, типа Жоры, то у кого-то из них тоже сегодня будет счастливый день...
Я снова позвонил Земцову и сообщил о трагедии. Чертыхнувшись, он отключил связь и сейчас на всех парах мчится сюда. Он обязательно запытает девочек в магазине. «Вы не видели ничего необычного в половине десятого?», «Да как же вы не видели?! Это ведь произошло перед самыми вашими окнами!» Единственное, что они могут вспомнить из разряда необычного, – это мужик, отоварившийся в их салоне.
Поэтому сваливать отсюда нужно до того, как опера из РОВД начнут обход.
Лжесвидетельствование – одно из самых недолюбливаемых законом преступлений. Сейчас, когда я вижу перед собой Земцова и оперативников из районного УВД, я стою перед тяжелым выбором. Они копошатся в снегу, пытаясь докопаться до истины, а я разрешаю дилемму. Собственно, даже не разрешаю, а думаю, с чего начать. Выбор я уже сделал. Зря я суетился с одеждой. То, что произошло, – не случайность, а наказание. Наказание мне за то, что подарил Зотову полчаса жизни. Ужасной, но жизни. Как бы то ни было, закон для меня – главное. Что будет потом – не так уж важно. Важно, как я отнесусь к тому, чем ежедневно руководствуюсь.