Земцов вылез из сугроба и, отряхивая пальто, подошел ко мне. Сейчас начнется самое для меня неприятное. Но Зема прикурил, выпустил дымок, который тут же растворил в воздухе ветерок, и бросил:
– Антон Павлович, расскажи, как было дело. Только не ври. Я уже привык к тому, что количество перестрелок в Тернове определяется лишь активностью внеслужебной деятельности судьи Струге.
– А я и не думаю врать. Тот, что сейчас в машине, – знакомый человека, который «за мной» в суде.
Александр Владимирович покачал головой.
– Что-то подобное я и предполагал...
Я вкратце поведал обо всем, что было, включая события в доме на улице Степной. И, чтобы старый опер понял причину непонятного для судьи рвения, поведал и о разбитых окнах. То, что привело бы в недоумение любого другого судью, легко понял оперативник УБОП.
– Антон Павлович, тебя опознают в восьмом доме на Степной?
– Сейчас да. Если дать им протрезветь, вряд ли.
– Нужно одежду сменить. – Земцов спрятал взгляд. – Езжай домой. Номер джипа не запомнил?
– Он был без номеров. Но у него есть одна особая примета. Дырка в стекле слева.
– Твою мать! – Земцов, увидев протянутый ему для обозрения «ПМ», поморщился. – Дело осложняется. Все увэдэшные «стволы» отстреляны экспертами. Ты точно в кого-то попал?
– Не знаю. Но «Крузер» дернуло, как на канате, а потом он ехал дальше как ни в чем не бывало.
– Это ни о чем не говорит. Водитель, увидев у тебя оружие, мог просто испугаться. Пуля могла пройти мимо него и остаться в обшивке. Скорее всего, так оно и было, раз джип продолжил преследование. И это будет самым лучшим, если ты не хочешь отсвечивать в этом деле.
Не хотелось бы. Я благодарен Земцову. Не нарушая закон, он позволил и мне быть верным закону. Кроме него, никто не знает, что в «Тойоте» был второй пассажир. И я прячу лицо не потому, что кто-то об этом догадается. Я маскирую себя в темноте, чтобы никто не смог узнать во мне судью Антона Павловича Струге.
Прощаться с Александром смысла не было. Теперь он выйдет на меня независимо от моего желания. В портмоне еще оставались какие-то деньги, и я вышел на дорогу ловить попутку.
Вот и вспомнил Земцова на ночь глядя...
И хорошо, что нет Саши. Только Рольф, который вряд ли выскажет недоумение по поводу моего внешнего вида. Скинув пуховик, я развалился на диване прямо в кроссовках. Завтра суббота, выходной, Саша с моей тещей придут не раньше обеда, так что вдоволь времени подумать о своих делах.
Естественно, я позвонил Пащенко. И все ему рассказал. Как и Земцов, он мало удивился случившемуся, лишь вздохнул и попросил в ближайший час не выходить из дома. Он едет ко мне. Что ж, тем лучше.
– Что же не успел досказать мне Ванька Зотов?.. Что? Малыгин чего-то боялся, но чего именно? – Я поймал себя на том, что рассуждаю вслух.
Почувствовав, как становится жарко и неуютно, я стянул свитер и расстегнул до пояса рубашку.
Почему «КамАЗ» не был встречен в Риге людьми Малыгина или Баскова?
– Вот вопрос так вопрос! – рявкнул я так, что Рольф ушел на кухню.
Груз направляется за границу, и после того, как он ее пересекает, каждая секунда становится на вес золота. А наркотики никто и не думает встречать уже целый месяц! Целый месяц «КамАЗ» стоял под контролем Интерпола и латвийской таможни, и никто даже не поинтересовался грузом! Люди Баскова поняли, что их «ведут», и не вышли в Латвии на контакт? Это самая объяснимая причина. И поняли они, по всей видимости, еще в декабре. Именно тогда Бася и Сериков попытались «запрессовать» Артема в салон одежды. Но, черт возьми, за это ведь не убивают! За такие промахи требуют компенсацию плюс неустойку! Но Малыгина, вопреки логике, хотят сжить со света.
– Бред!..
Пащенко, медленно разуваясь, стоял на пороге, дышал морозом и смотрел, как я прижимаю к ссадине на брови кусок ваты. Не знаю, что меня раздражает больше – запах Сашиных духов, которыми я, за неимением спирта, пропитал вату, или насмешливый взгляд Вадима.
– Хорош, – констатировал он, проходя в комнату. – Где еще побаливает?
Отвечать я не стал. Еще у меня побаливало на сердце. Огромное чувство неловкости от того, что залез в дела, которые меня не касаются. Хотя почему не касаются? Теперь касаются...
Пришлось опять рассказывать все сначала.
– Ты моли свою богиню правосудия, чтобы она сделала так, чтобы ты промазал. – Это единственное, над чем задумался Пащенко после рассказа. – Куда повезут раненого? В больницу. Через десять минут там уже нечем будет дышать из-за присутствия милиционеров. Куда повезут труп?
– В морг точно не повезут. – Я ершился, хотя понимал, что это не имеет совершенно никакого значения.
– В морг не повезут, – согласился прокурор. – Но могут скинуть в лесу или на берегу реки. Труп найдут, а судебные медики выковыряют пулю и идентифицируют. Стрелял Струге, но почему-то не поставил об этом в известность прокуратуру. «Мокруха» в чистом виде, судья.
– Да знаю я! Знаю... – Запах духов, который я раньше обожал, стал мне настолько неприятен, что я встал и пошел в ванную умываться. Уже оттуда я гаркнул: – Я сейчас прокурору буду звонить, Вадим! Будь что будет. В конце концов, лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас...
– А не нужно никуда звонить, Струге.
Я вышел из ванны, вытирая лицо полотенцем.
– Как это – не надо?
– А вот так. Ты уже сообщил прокурору. Я тоже в некотором роде прокурор.
– Ты знаешь закон. Я должен позвонить своему районному прокурору. А ты – транспортный...
– Оставь мне эту проблему. – Пащенко подтянул к себе тяжелый столик, хотя легче было встать, и вынул из пачки сигарету. – Меня беспокоит другое. Почему Зотову поехали затыкать рот не сразу, а лишь тогда, когда ты заинтересовался этим парнем? Кто и где мог снять информацию о том, что ты сильно заинтересован местом, откуда выехал Малыгин-младший?
– Я задавал об этом вопрос в процессе самому Малыгину-младшему. И это слышали все. И потом, он об этом говорил на предварительном следствии.
– Мокрушину?
– Понятно, что ему, раз в его производстве находилось дело. Но уже во время повторного допроса и при допросе в качестве обвиняемого Малыгин-младший не упоминает о «друге». Более того, утверждает, что пил один. Так он заявил и в процессе.
Вадим встал и прошелся по комнате. Его поступь была бесшумна, как у камчатского бобтейла. Есть такие кошечки. Вредные и хитрые, как китайские торговцы. Пащенко шагал по паласу так, словно боялся спугнуть заглянувшую ему в голову мысль.
– Участники процесса отпадают, – заявил он. – Раз Малыгин ни словом не обмолвился о собутыльнике. Остается Мокрушин. Только он знал фамилию человека, которую при первом допросе, еще будучи не совсем трезвым, сболтнул Артем. Потом, когда отрезвел, опомнился и пошел в отказ относительно показаний на Зотова. Но было поздно. Следователь ГИБДД Мокрушин, насколько мне известно, провалами в памяти не страдает. Он запомнил, о ком велась речь.