– Игорь, съезди с Андреем в гостиницу, проверь там все «от» и «до». Сколько «Заградский» там жил, распорядок его дня, может, старичок вещи какие оставил. Хотя, конечно, никаких следов там ты не найдешь. Он наверняка даже «пальцы» свои со стульчака в сортире стер. Но главное, Игорь, – выясни, с кем он вступал в контакт. Он не мог там жить больше недели и ни с кем за это время не заговорить. Расспроси горничных, администратора…
Оставшись наедине с Саморуковым, Макаров закурил и почувствовал, как дрожат пальцы. Только сейчас до него стал доходить смысл произошедшего четверть часа назад.
– Что ты обо всем этом думаешь? – Саша бросил сигарету под ногу и растер ее подошвой. Дым еще некоторое время выходил едва заметными струйками с его дыханием.
– Я думаю, тебя сейчас хотели «убрать». Кто-то небезосновательно уверен в том, что ты многое можешь.
– Почему именно меня? Вы со Стариковым, если разобраться, чисто технически гадостей ему делаете гораздо больше, чем я.
– Пацифеев прекрасно понимает простую истину – плести сеть гораздо труднее, чем забрасывать ее в море. И, как видно, дела у него не так уж хороши, если он решился на стрельбу в полусотне метров от ментовки.
– Может, его Зотов параллельным курсом «давит»? Что-то давно наш парень из международной полиции не появлялся на авансцене. Если информацию не просит, значит, своей хватает.
– Если честно… – Мишка отщелкнул в сторону окурок. – Если честно, Сань, мне этот межпланетный мент вообще не нравится. Его тактика – «гусь свинье не товарищ». Когда ему что-то нужно, он с радостью нами попользуется. А так мы ему даром не нужны. Крутой? Да круче меня в этой жизни только поросячий хвост! Я же не ворочу рыло от общего дела! А этот три месяца в психушке парился, чуть самого дураком не сделали, а он еще и с рекламацией – грубо сработали, теперь давайте сотрудничать… Пусть гуляет. Пока я добрый.
Мишка помолчал и добавил:
– Единственное, за что я ему благодарен, так это за Серегу. Не окажись он там быстрее меня, неизвестно, чем бы все закончилось…
Услышав о Вербине, Макаров улыбнулся. Чем, интересно, он сейчас занимается? Саша готов был поставить сто против одного, что тот втихаря покуривает в окно, прислушиваясь к шагам в коридоре, так же тайком почитывает журналы скабрезного содержания и подбивает какого-нибудь мужика в палате на поход за пивом. Макаров знал, что самому Вербину идти за пивом будет лень.
– Пойдем, Миша, по городу пройдемся, – предложил Александр. – Ориентировки на вокзалы и посты ГИБДД разосланы, так что остается только ждать. На вертолете Пацифеев вряд ли смоется из Заболоцка, на подводной лодке – тоже.
Выйдя на улицу, Макаров остановился и спросил:
– Если бы ты сейчас был на месте Пацифеева, что бы стал делать в первую очередь, а что – во вторую? Я спрашиваю, поскольку уверен, что на «раздачу» в первую очередь мы не успеваем. Нам нужно понять, что он постарается сделать сразу, чтобы вычленить это и выбросить. Нам нужно поспеть к его действиям второго плана. Так – что?
Саморуков тяжело вздохнул и посмотрел на кроны деревьев.
– Смотри, Саша, некоторые деревья уже желтеют…
Макаров развернулся и зашагал по дороге.
– Вот, и я про то же. Ни хрена мы с тобой не бабушки Марпл. Ничего мы не знаем и ничего предполагать не можем. Пока опять не обстреляют.
– Где он может вещи свои хранить сразу после того, как сбежал из гостиницы? – вдруг пробормотал идущий позади Мишка. – В камере хранения, где же еще… Он сейчас на вокзал направится, заберет шмотки с диском и постарается свалить из города. Это же очевидно… Я знаю, из-за чего деревья желтеют, Саня! Я понял! От жары, черт побери! На вокзал поедем? Эй, фьюи-и-ить!..
Около оперов, повизгивая тормозами, остановилась желтая «Волга» с шашечками на бортах…
Пацифеев уже минут сорок брел по зловонному низкому коридору, пытаясь в каждом закутке рассмотреть желанную полоску солнечного света. Он шел и с удивлением отмечал, что слабеет с каждым шагом. Сначала он отнес это за счет скопления в канализации сероводорода. При длительном вдыхании ничтожных доз может в конце концов наступить отравление организма. Поэтому его шаг стал шире, а движения – быстрее. Нужно выбираться из этого гиблого места, иначе может произойти странное: человек с многомиллионным состоянием скончается в зловонной жиже человеческого дерьма. Подумав о том, что вдобавок его даже не найдут, ибо он пойдет на корм крысам, бывший главврач заволновался.
Действительно, как он не подумал о крысах?! Их же здесь должны быть мириады! А он до сих пор не имеет понятия, где выход из этой самой длинной в мире могилы! Пацифеев на мгновение потерял самообладание и повернул назад, но, пройдя с десяток шагов, остановился. За сорок минут пути он прошел столько подземных поворотов и перекрестков, что попытка найти люк, в который он залез, представлялась безумием. Нужно идти вперед! Должен же где-то быть следующий проклятый колодец!
Он отшатнулся от стены и, рассекая коленями жижу, побрел дальше. Ему становилось все хуже и хуже. Очень хотелось курить, но присутствие все того же сероводорода не позволяло чиркнуть зажигалкой. Вполне вероятно, что после первой искры из-под колесика во всем городе подлетят на сотню метров вверх чугунные крышки канализационных люков. Да чтоб они сейчас подлетели!.. Глотнуть свежего воздуха, скинуть зловонную одежду и броситься в реку…
Он разбежится, будет мчаться по мелкоте, стараясь поднимать в воздух тысячи брызг, и наконец рухнет в освежающую прохладу реки. Балтийское море – самое свежее море в мире…
Почему – Балтийское?.. Город Заболоцк стоит не на берегу Балтийского моря. До моря тысячи километров…
Пацифеев открыл глаза и понял, что сидит у стены, почти по горло в воде.
– Проклятье!.. – прохрипел он и стал подниматься на ноги.
Это ему удалось, и он стоял, глядя, как сбегает вниз, звонко капая, вода с его одежды. Он останется здесь навсегда! Сначала он задохнется, потеряет сознание, теперь уже – окончательно, потом наступит остановка дыхания, сердца, пройдет еще несколько минут – и умрет мозг. За сутки крысы превратят его тело в обескровленный кусок мясных лохмотьев. Через двести лет его истлевший скелет обнаружит милиция будущего и возбудит по этому факту уголовное дело. А буквально через пару дней его сумку изымут из камеры хранения все те же проклятые менты, найдут там информацию на диске – смысл всей его жизни да бриллианты, которыми он, как Киса Воробьянинов, не смог воспользоваться. Не считает государство господина Пацифеева продавцом камней! Нет, не считает! Оно считает, что господин Пацифеев – вор!
– И правильно считает! – заорал Пацифеев и расхохотался.
Эхо понесло его дикий хохот по тоннелю, трансформируя его в конце пути в совиный гогот. Пацифеев хохотал, вращая безумными глазами. Через некоторое время он стал понимать, что тоннель этого желает. Коридоры подземной канализации поддерживали его и поощряли на дальнейшее сумасшествие, пропуская через невидимый усилитель его хохот. Вскоре все закоулки тоннеля зазвучали на разные голоса. Они хихикали, как гиены, ухали, как совы, и выли, как шакалы…