– Слушаю!
– Ты что так кричишь, прокурор? – удивился, зная спокойный нрав Вадима, Струге.
– Подожди, Антон... – Пащенко снова отстранился от трубки. – «Иди, работай...» – Трудится у меня тут один... следователь. Достал меня... Говори, пока я зол. Когда зол, я всегда правдив.
– Ты сделал, что я просил?
– По разбоям? Да, Антон, нет проблем. Ты просил установить общий признак людей, на квартиры которых было совершено нападение. Так вот, все они имели на руках крупные суммы денег. Кто-то продал квартиру, да не успел вложить средства во что-то иное, кто-то собирался купить машину, кто-то только что получил взыскиваемые суммы по исполнительному листу.
– Это единственный признак, который объединяет всех? – уточнил Струге.
– Да. Еще раз повторяю – все потерпевшие за день, за два, максимум – за три до происшествия получали на руки и хранили дома крупные суммы. Если хочешь, передам тебе бумажку со всеми данными.
– Пока не нужно. – Попрощавшись, Антон отключил связь.
Дойдя до дома, в котором проживал Миша Решетуха, он застегнул до горла замок легкой куртки, скрыв таким образом воротник белой рубашки и галстук, и шагнул в подъезд. Первый человек, с которым Струге хотел побеседовать, был Геннадий Олегович Попелков, сосед Решетухи. Беспокоиться относительно того, что его узнают, Антон Павлович не мог. С кем бы он ни разговаривал в этом доме, тот не признает его впоследствии в коридорах суда либо на процессе. Но даже если и узнает, то не придаст этому значения. К делу Андрушевича судья не имел никакого отношения.
– Да что я могу сказать? – совсем как Юшкин почесал затылок Гена Попелков. – Фанатиком спорта был Миша.
– Почему – «был»? – поинтересовался Антон, осторожно опуская портфель в коридоре попелковской квартиры.
– Потому как уехал он. Вчера ночью. Собрал манатки и уехал.
– «Манатки» – это сумка с вещами?
– Ничего подобного. Это шифоньер, телевизор и остальной скарб.
– А вы сами видели, как Решетуха переезжал?
– Он ночью уехал, я только сверху видел, как в грузовик барахло сгружается.
«Очень интересно...»
– Что еще сказать? – Попелков вперил взгляд в давно не крашенный потолок. – Вы вообще интересуетесь или в частности?
– В частности той ночью, когда Решетухе ударили в голову. Нам, розыскникам, не все понятно в этом происшествии. Вы говорили следователю, что видели человека у дверей Мишиной квартиры. Тогда вас об этом никто не спросил, а вот мне сейчас интересно, зачем вы стояли у «глазка» своей квартиры в три часа ночи. Насколько мне известно, в это время люди обычно спят, а не дежурят под дверью.
– А вы кто, собственно, будете, гражданин начальник? – зримо заволновался Попелков.
– Я из поколения тех следователей, которые тридцать лет назад привлекали вас к уголовной ответственности за незаконную разгрузку вагонов на ходу поезда. – Лучшего «на ходу движения разговора» Струге придумать не мог. – Может, будет лучше, если я вас сейчас к себе в кабинет ГУВД доставлю да продолжим разговор там? Чтобы с вашей стороны поменьше вопросов было?
Попелков понял, что в своей подозрительности перестарался. Его до сих пор тошнило от запахов заваренного чая, пыльных стен и слежавшейся бумаги – запаха всех без исключения следственных кабинетов. В женских следственных кабинетах к перечисленным запахам добавляется еще легкий аромат духов, который потом преследует обвиняемого весь срок.
– Итак, дядя Гена, гроза всей Западно-Сибирской железной дороги, какого ляда ты чалился у дверей своей квартиры в три часа ночи, двадцать восьмого декабря, когда все законопослушные граждане пропитывают слюнями подушки?
Услышав родную речь, Попелков, «гроза железной дороги», вновь стал на рельсы понимания и объяснил нудному «следователю в третьем поколении», что в ту ночь Миша особенно рьяно бесновался по поводу проигрыша сборной России финнам.
– Так, – кивнул головой Струге. – И что?
– А то, что я не мог спать! Я встал с кровати и пошел на кухню. Там у меня стояла четушка «гвардейской»! Однако до кухни я не дошел, потому что, проходя мимо входной двери, услышал на площадке «движняки»! Поэтому и оказался у «глазка»!
– И что за «движняки» возбудили в тебе любопытство? Дядя Гена, будь честен, ага?
Попелков развел руками:
– А куда честней? Я через стену слышал, как диктор объявил окончание матча «Россия – Финляндия». Миша перестал орать и ушел на кухню. Это я могу сказать точно, потому что в кухне хлопал холодильник. Он у него всегда хлопает после первого, второго периодов, а потом – в конце игры. Вот и я тоже решил в третий раз водочки засадить и попытаться уснуть, пока он не переключился на другой спорт. Вот тут-то шорох и услышал. Точнее, не шорох, а стук. Я к «глазку» – шасть! – а там, на площадке, плюгавый какой-то стоит и головой, как филин, вертит. Постучал он, значит, Решетухе, потом звонок давай нажимать. Я еще думаю – зачем он стучит? Мише стучать в дверь – толку никакого.
– Ладно, – Струге, помня о словоохотливости многих старых зэков, поморщился, – что дальше было?
– А дальше плюгавый документ какой-то вынул и Мише в «глазок» показал. Я сразу понял, что менты приехали. Только в толк не могу взять – кто мог вызвать? Телефон на площадке только у меня, а у старухи Маратович, чья квартира в соседнем подъезде к решетухинской примыкает, тоже никакой связи нет...
– Никто и не вызывал твоих ментов, – отрезал Струге. – Дальше, старик, дальше!
– А дальше – ничего. Я спать лег, а поутру все узнали, что Мише голову пробили. Вот и вся история. А я в ту ночь употребил грамм четыреста и уснул, как младенец.
– Ты же говорил – «четушка»? – жадный до мелочей, уточнил Струге.
– То первая была. Вторую я в конце второго периода распечатал, когда Разин один на один вышел, да лоханулся. С этим Решетухой поневоле алкашом станешь...
Попрощавшись, Антон вышел из дома и, миновав автобусную остановку, пошел домой пешком. На улице было тепло, но не настолько, чтобы Струге чувствовал жар во всем теле. Однако лицо Антона горело, словно он после привычной субботней игры в футбол лежал на полке сауны спорткомплекса СКА. Он только что услышал то, на что не обращал внимания раньше, читая протоколы допросов в деле Решетухи и слушая рассказы Левенца. Теперь у него уже не оставалось сомнений относительно того, что некто Андрушевич не имеет никакого отношения к разбою в квартире Решетухи. Левенец будет вынужден вынести оправдательный приговор Андрушевичу. И это будет не случайно. Так же не случайно, как и его задержание. Все шло по четкому, ранее спланированному плану.
Вопросы были и до этого. Однако их количество увеличилось сразу в несколько раз в тот момент, когда пришло озарение. Шаг вперед, который Антон сделал четверть часа назад, перечеркнул все имеющиеся ранее версии. Однако Струге знал – это только начало. Уже есть шероховатость, за которую можно зацепиться. Первая ошибка, которую совершил противник. Паше Левенцу противостоит очень коварный и хитрый враг. Этот враг все правильно рассчитал, однако откуда ему было известно, что теми событиями полугодовой давности заинтересуется некто Струге? Судья, который сам сидел у телевизора в тот момент, когда наши проигрывали финнам на Кубке Балтики...