— В основном это интересовало Джонни. Я бы не хотела задолжать ему даже десять штук, не имея чем расплатиться.
— Я поговорю с Джонни. Не стоит тебе беспокоиться.
Она усомнилась про себя, что это будет так легко, и решила пойти дальше.
— Вернемся к дяде Тибору. Он сказал твоей матери, что ты стал священником…
— Знаешь, зачем я поехал туда? Не только потому, что никому в голову не пришло бы искать меня там. Я был очень привязан к Тибору. Я знал его с детства, он подолгу жил у нас. Мне хотелось чем-нибудь ему помочь: покрасить дом, подстричь газон, сделать что-то приятное. Но когда я приехал, он сказал: «Мне не нужен маляр. Или ты будешь служить мессу, или ты мне здесь ни к чему».
— Твоя мать сказала ему, что ты учился в семинарии, — догадалась Дебби.
— Да, и я не стал его разуверять. Ведь я с детства хорошо был знаком с литургией.
— Хотя и не силен в теологии.
— Какой от нее прок? Большинство людей там говорит только на киньяруанда, и очень мало кто немного знает французский. Тибор готов был немедленно рукоположить меня. У этого восьмидесятилетнего старика было больное сердце, он перенес несколько инфарктов и предчувствовал, что ему недолго осталось. Он сказал, что поговорит со знакомым епископом, чтобы меня посвятили в духовный сан. Я подумал, даже если епископ и произнесет надо мной положенные слова, это все же не сделает меня настоящим священником. Если я сам не пожелаю им стать. Ты понимаешь? Это будет только для проформы. Хотя все и станут считать меня священником.
— Вот еще одна область неопределенности!
— Но прежде чем это было устроено, с Тибором случился сердечный приступ, и я повез его в Кигали, в столицу. Я ему сказал: «Дядя Тибор, на всякий случай, может быть, вы напишете Маргарите, это моя мать, пока вы в состоянии, и сообщите ей, что я наконец-то священник. Это известие из ваших рук сделает ее счастливее. Напишите письмо, а я его отправлю сразу, как только меня посвятят».
— И он написал письмо, — догадалась Дебби.
— Да.
— И умер.
— Не сразу.
— Но письмо ты отправил сразу.
— Чтобы оно не затерялось.
— Ты поехал в Руанду и прожил там пять лет, чтобы отделаться от матери, — подвела итог Дебби.
— Я остался там не из-за нее.
Дебби открыла шкафчик и достала коробку печенья.
— Знаешь, на что это похоже? Ты ждал, пока она умрет, чтобы вернуться домой.
— Я не думал об этом.
Она вынула из холодильника сыр.
— Ты вернулся, но на похороны опоздал.
— Мне нужно было кое-что сделать перед отъездом.
Дебби положила нож рядом с сыром.
— Пять лет в африканской деревне…
— Фрэну требовалось время, чтобы обработать прокурора.
— Понимаю, но Руанда! Разве ты не мог поехать куда-то еще? Например, на юг Франции.
— Я там бывал, — сказал Терри. — Фрэну понравилось, что я занял место дяди Тибора. Семейная традиция и все такое. И еще больше это понравилось прокурору.
— Ты сказал, что выслушивал исповеди, — вспомнила Дебби, протягивая ему крекер с сыром. — Это правда?
— Один раз в неделю, — ответил он, откусывая кусочек.
— Неужели?
— Тебе рассказывают о грехах, ты велишь им не забывать о Боге и больше так не делать. И накладываешь епитимью.
— Тот парень, что украл козу, был на самом деле?
— Он уроженец Нундо.
— А убийца?
— О нем я тоже позаботился.
— Только не говори, что ты служил мессу.
Она смотрела, как он кладет на крекер ломтик сыра и отправляет все в рот.
— В первый раз… — Тут он остановился, чтобы прожевать и проглотить. — Я навещал Тибора в больнице. Некоторое время уже ходили слухи о возможном геноциде. И вот мы услышали по радио, что он начался. Так называемая милиция хуту, состоящая сплошь из головорезов, вооруженных «Калашниковыми», мачете, дубинками, убивает всех тутси подряд. Тибор велел мне ехать домой и собрать всех в церкви, и побыстрее, там они будут в безопасности.
Святилище неприкосновенно. Дебби читала о таком в «Соборе Парижской Богоматери».
— Мы собрались в церкви. Люди были напуганы до смерти и попросили меня отслужить мессу. Я решил, что мы можем просто помолиться. Но они хотели настоящую мессу и причастие. «Потому что мы все равно все умрем». Так они говорили. Они уже смирились, и никакие мои слова не имели значения. Я надел облачение и выглядел в нем как настоящий священник. Я знал, как служить мессу, и приступил к ней. Когда я добрался до освящения Даров, в церковь ворвались хуту. Началась стрельба, они размахивали мачете… Я стоял и смотрел, как они убивают всех подряд, даже детей. Младенцев они хватали за ноги и били головой о стену. Матери пронзительно кричали…
— Они не защищались? — проговорила Дебби.
— Им было нечем. И они знали, что все равно умрут, и приготовились.
Они молча стояли рядом у стойки. Дебби смотрела, как он допивает содержимое своего бокала. Она взяла сигарету и предложила ему тоже. Но Терри покачал головой. Дебби долила ему виски и бросила кубик льда. Он не сразу взял бокал. Она закурила сигарету. Тогда и он достал одну сигарету из пачки, и Дебби снова щелкнула зажигалкой, которую купила в лавочке у араба. Терри затянулся и положил сигарету на край пепельницы.
— Я ничего не сделал. Просто смотрел.
— Разве ты мог что-то сделать? — Он не ответил. — И теперь ты все время об этом вспоминаешь?
— Да, я об этом думаю.
— Поэтому ты там и остался? Ты ничем не помог им и это тебя угнетало? Ты чувствовал себя виноватым?
Эти слова, кажется, несколько его удивили, словно он не думал ни о чем подобном.
— Зачем надо было торчать там целых пять лет?
— Я уже сказал.
— Тебе казалось, что если ты уедешь…
— И что?
— То это будет бегством?
Он покачал головой:
— Нет… не могу сказать, что вынашивал планы мести. Но я все никак не мог осознать, что видел, как убивали всех этих людей. Большинство из них были зарублены собственными соседями, друзьями, даже родственниками. Хуту получили приказ убивать тутси, они послушались и старались, как могли. Как это все понять и на чью сторону встать, если сам ты не принадлежишь ни к тем, ни к этим? Даже когда мне представился шанс что-то сделать, это не было спланировано или обдумано заранее.
— Что же ты сделал?
Он отпил из бокала и поставил его на стол.
— В день отъезда я убил четырех молодых ребят, хуту. Тогда, пять лет назад, они были в церкви. Убил я их потому, что один из них хвастался этим и обещал, что скоро все повторится. Они сидели за столом в пивной и пили банановое пиво. И я застрелил их из пистолета моей экономки.