И как-то так же неожиданно пришло в голову, что МВД «Фиаты» для работы не использует. Равно как и бандюки. Гринев работал опером добрый десяток лет и ни разу не встречал криминально озабоченных типов, которые куражились бы на предках «Жигулей». Практицизм милиционеров и их антиподов заставляет выбирать машины помощнее в ущерб другим идеям. Вот Гринев догадался. Почему же другой не догадается? Но МВД все равно не будет закупать «Фиаты» для работы. Тот случай, когда практицизм побеждает тонкость оперативного мышления.
Вот тебе и съездил по просьбе начальника за область.
Дальнейшие мысли опера прервал сам водитель. Через минуту, километров за двадцать до МКАД, он сбросил скорость и стал прижимать машину к кювету.
– «Коней привяжем»?
Гринев был не против. Два стаканчика горячего кофе давали о себе знать еще в начале пути, но он решил повременить и дождаться Москвы. Сейчас же выходило, что инициатором остановки был не он, а водителю отправлять естественные надобности не запретишь. Почему же тогда не воспользоваться случаем? Заодно и подумать на свежем воздухе.
Выйдя, он хлопнул дверцей и пристроился справа от таксиста.
Водитель, что неудивительно, управился быстрее и, крякнув что-то напоследок про мороз, зашагал по снегу за спину Гринева.
«Ничего не понимаю, – думал опер. – Зачем кому-то ИМ везти меня в Москву? Неужели ОН мог на такое решиться?»
Это было последнее, о чем он вообще подумал. Развернувшись и поправляя одежду, он увидел перед собой сначала знакомую серую куртку водителя. Потом его лицо. На лице том уже не было ни искорки веселья, а глаза блестели стальным отливом. И только сейчас Гринев увидел предмет, мешавший его зрению иметь полный обзор перед собой. Водитель был правшой, и пистолет, зажатый в его руке, почти утыкался в левую бровь оперативника.
– Что за ерунда? – пробормотал московский милиционер, начиная догадываться о том, что до Москвы его везти никто и не собирался. И он вдруг успокоился. Легкий мандраж исчез, потому что теперь волноваться уже не имело смысла.
Сам виноват. Вместо того чтобы предаваться стратегическим раздумьям на вокзале, нужно было повнимательнее прислушиваться к чувству собственной опасности. А это главное чувство, что ведет сыщика с первого дня его службы до самой пенсии по выслуге лет.
– Что нужно сделать? Пусть ОН скажет, я сделаю.
– Где сейчас Стоцкий?
– Стоцкий? – выигрывая время, удивился Гринев. Значит, все правильно… Сейчас вопрос решится с ним, Гриневым, а после они уберут Стоцкого. Теперь сомнений в том, кто организатор этой акции, не было. – Откуда я могу знать, где Стоцкий? Однако уверен, что не в Казани, не у постели матери, которую прихватил рак. Я сразу говорил, что эта легенда ни к черту.
Свой «ПМ» Гринев сдал в комнату для хранения оружия ГУВД еще утром. Милиционерам, даже с правом постоянного ношения, не позволено убывать в отпуск с табельным пистолетом. Но кто заставит Гринева не брать с собой в отпуск другое оружие? Он потому и не летает на самолетах последние два года, с тех пор как начал сопровождать Крыльникова. В поездах и автобусах не заставят вывалить на стол все металлическое, а вот в терминале аэропорта непременно принудят расстегнуться и сдать четырехзарядный дамский «браунинг». Крошечный, почти смешной, 1915 года выпуска. Для отражения нападения СОБРа или погони со стрельбой он, понятное дело, не годился. Но вот для марша в предвидении встречи с противником просто незаменим.
– Последний раз спрашиваю – где Стоцкий? – ледяным голосом повторил водитель… хотя, какой он водитель? «Такой же, как и я – полумент, полубандит…» – пронеслось в голове Гринева.
– Не знаю я! – вскричал сыщик. – Не знаю!..
Видя полное недоверие к себе, он наморщил лоб и в отчаянии несколько раз встряхнул руками. И на третий раз, когда его уже трудно было заподозрить в желании оказать сопротивление, в горячую ладонь оперативника ГУВД влетел смешной «браунинг», закрепленный в левом рукаве на резинке.
Звук выстрела, как треск переломленной хворостины, был тут же унесен ветром в поле. То же ожидало и второй выстрел. Лишь пули, пробив одежду водителя с неопределенным прошлым, но уже четко предугадываемым будущим, вошли в его тело и застряли – одна в животе, вторая на сантиметр ниже сердца.
Затянув еще живого водителя-оборотня в «Фиат», Гринев растер ему лицо снегом, прихваченным тут же, под распахнутой дверцей, и сам превратился в ледяное спокойствие.
– А теперь спрашивать буду я. Кто послал?
С губы водителя сползла густая, похожая на густой кетчуп, жижа. Он повернул к оперативнику глазные яблоки тяжело, словно те тянулись на таких же резинках, на какой был закреплена «игрушка» его убийцы.
– Отвечаешь – и я везу тебя в больницу. До нее осталось километров двадцать, не больше. Пока молчишь, мы стоим.
– Жжет внут…ри…
– Кто послал?
Подсказывать фамилию не хотелось. Он был слишком для этого опытен и знал, что умирающий от боли человек согласится сейчас со всем, что он ему скажет.
– На вокзале ты подошел ко мне и предложил подбросить. Еще через полчаса ты собирался меня убить, – откинув крышку ящика, он с улыбкой посмотрел на дорогую портативную «Rednex», вмонтированную в стенку. – У тебя в машине прилада ценою в штуку баксов, а потому она никак не милицейская. Браток, назови фамилию того, кто велел тебе убрать меня, и я еду к врачам.
Глаза раненого мутнели, и Гринев, как опытный сыщик, понял, что ответа уже не последует. Наступала кратковременная кома, обещавшая перейти в биологическую смерть уже через несколько минут. Времени ждать этого никому не нужного конца не было.
Он вышел из машины, обошел ее и вытащил с пассажирского сиденья еще живое тело. Дотянул до кювета, столкнул вниз, спустился сам и ногами завалил темнеющий в сумерках бугор снегом.
Призма на крыше была, конечно, липовая. Отлепив магнит и выдернув провода, заставляющие прозрачный многогранник светиться, Гринев бросил ее на сиденье и тут же тронул с места. Выждав, пока мимо него промелькнет пятый столбик километрового указателя, опустил стекло и зашвырнул призму за обочину.
Еще час назад он собирался покинуть Москву на месяц, пока не утрясется вопрос с Крыльниковым. Сейчас становилось ясно, что с Крыльниковым вопрос положительно никогда не решится. И разница между сегодняшним возвращением в столицу и возвращением через месяц заключалась в том, что сейчас оставался шанс решить этот вопрос самому.
Но никак не в этом направлении к МКАД. Дураку ясно, что там его ждут. И Гринев, чуть сбросив скорость, веером развернул посреди дороги машину. «Для бешеной собаки сто верст – не крюк», – пробормотал бескровными губами и вжал педаль подачи топлива в полик.
За сорок минут до того момента, когда лжетаксист остановил «Фиат» на продуваемой насквозь трассе Воскресенск – Москва, оперуполномоченный ГУВД Стоцкий пробрался сквозь суету Казанского вокзала, зашел в комнату дежурного по станции и с его помощью купил билет на поезд до самой Казани. Его мать болела уже два года, врачи предсказывали кончину еще полгода назад, но женщина продолжала жить. Тот случай, когда ошибочное мнение врачей приносит только радость. Но Стоцкий отправлялся не к ней. И не к кому-то конкретно. Он на несколько недель убирался подальше от Москвы, как ему и было велено.