– Ты Туз? – спросил Кряжин. – А, ущербный?
– Нет. Я Константин Алексеевич, – последовал гордый ответ. – Между прочим, я из дворянского рода Тузковых. Небогатого, но дворянского. Тузковы держали в Москве собственную мясохладобойню и никогда не пресмыкались перед держимордами.
– А держиморды – это, конечно, мы? – хищно улыбнулся Кряжин. – Тайный московский сыск. И именно из-за нашего хамства ваш род никак не мог стать окончательно богатым, да?
– Я отказываюсь с вами разговаривать. – Туз вертел головой, как попугай, и шмыгал простуженным носом. – Предъявите мне ордер на арест, или я буду жаловаться в окружную прокуратуру.
– Ордера выдают в мэрии. На квартиры. А с окружной прокуратурой мы, я думаю, вопрос решим. Я тебя прошу, малыш, настройся на мою волну, пока я в тебе электричество не выключил. У меня есть пара вопросов, ответы на которые я готов поменять на наименьший срок из того, что тебе светит.
– Какой срок?! – хамовато затрубил Тузков. – Ты что гонишь?! Ты вообще кто такой?!
– Мошенничество, Тузков, мошенничество. Как насчет пары ставок на «красное»?
– Какое «красное»? – взвился, пытаясь выскочить из кресла, крупье.
– Под «красным» я имею в виду полковника Крыльникова, под которого тебя подсаживали всякий раз, когда он заходил в «Эсмеральду».
Плюнув на пол собственной квартиры, чем окончательно убедил Кряжина в том, что в зоне он не жилец – зэки в бараке, считая его домом, не плюют, – Тузков пожевал нижнюю губу и спросил, что Кряжину от него нужно.
– Вот это другой разговор, – похвалил советник. – Но он продолжится уже не здесь.
Праздник был окончательно испорчен. Прибывший патруль милиции увез друга Тузкова, где ему предстояла унизительная процедура установления личности, девочек, опросив, распустили по домам, самого же потомка рода «небогатых, но дворянских» попросили одеться и обязательно захватить шапку и паспорт. Без этих двух атрибутов доставленных в следственный изолятор не оформляют, но Тузков об этом вряд ли догадывался. Он вообще свято верил в то, что его отпустят сразу после того, как он пошлет всех подальше. А потому вел себя вполне уверенно, поинтересовался, есть ли неподалеку от прокуратуры остановка общественного транспорта, дабы ему было удобно возвращаться, и перед уходом демонстративно сунул в микроволновку курицу в фольге, установив таймер срабатывания печи на три часа вперед.
Сидельников выходил последним, он ту печь и выключил. Поскольку был твердо убежден в том, что через три часа, разрешенных законом для задержания подозреваемого, Тузков домой не вернется ни при каких обстоятельствах. Исход этого задержания будет несколько иной.
Уже в дверях Кряжин, потомок рода Кряжиных, мужчины которого все как один служили в Москве околоточными надзирателями, а потому не могущий забыть маленького, но оскорбления, спросил:
– Кстати, ваше благородие, это не вы нассали в передней?
Шульгин захлопнул папку.
– Таким образом, на сегодняшний момент установлено следующее. Сразу после посещения футбольного клуба «Олимп» Кряжин с капитаном МУРа приехали на адрес, где зарегистрирован Тузков, задержали его и доставили в Генеральную прокуратуру на Большую Дмитровку.
– Где находится Генеральная прокуратура, я знаю, – спокойно перебил Чубасов. – Я хочу знать, как Кряжин, послав твоих оперов в адрес Тузкова для его задержания, прибыл туда спустя час и увел крупье из-под твоего носа?!
Генерал-майор куснул губу и посмотрел в пол. Начальник прав. Если хочешь занять кресло первого заместителя начальника ГУВД, то нельзя даже предполагать подобный исход. Тем более, попадать в него обеими ногами.
– Товарищ генерал-лейтенант… Кряжин…
– Что – Кряжин? – уже чувствуя подвох, повысил голос Чубасов.
– Он дал моей группе адрес Константина Алексеевича Тузкова на Ступинском проспекте…
– Матерь божья… Это за Покровским кладбищем, что ли? Ну, дальше.
– Мои люди разыскали по адресу указанного Тузкова и доставили в ГУВД. Там Тузков признался в убийстве полковника Крыльникова…
Чубасов скинул с носа очки, закурил и пошел на Шульгина, как автобус на конечную.
– Ты… Мать… Инспектором по делам несовершеннолетних… Ты что городишь?!
Тот вынул из папки криво исписанный лист бумаги и протянул начальнику. Чубасов вернулся за стол, водрузил на нос очки и стал бормотать под нос, как дьякон читает псалтирь:
– «…Чистосердечно хочу признаться в том, что в ночь с двадцать девятого на тридцатое декабря двумя выстрелами в упор убил у казино «Эсмеральда» полковника милиции Крыльникова…» – Во! Красота какая! – «…Убийство я совершил из чувства корысти, похитив у потерпевшего четыре миллиона долларов Америки. Прошу сделать скидку за чистосердечное признание. Тузков К.А.». Браво, генерал! Разрешите поручить вам расследование убийства Григория Распутина? – Чубасов багровел, не в силах совладать с собою. – Я даже знаю, кто в этом признается. Тузков, мать его, К.А!..
– Товарищ генерал-лейтенант… – Шульгин чувствовал чудовищное оскорбление, однако отдавал себе отчет в том, что виновником этой вспышки ярости у начальника явился он сам. – Я вам докладываю не потому, что верю в эту ахинею. Кряжин провел моих людей. На адрес убыли двое подчиненных моего капитана, а я в это время беседовал с ним самим. Все, что от этих двоих требовалось, это доставить задержанного в ГУВД. Но они решили, что смахивают на Бельмондо. Вынули из адреса не того фигуранта и уже в ГУВД откровенно перестарались. Тузковых К. А. в Москве, как выяснилось, двенадцать человек. Из них шесть подходят под описание крупье если не по росту, то по весу. Кто мог ожидать от Кряжина такой подлости?! Зато теперь он скажет, что тоже не знал, что это был не тот Тузков. Кажется, пришло время уделить следователю особое внимание.
Чубасов вернулся за стол с чувством невероятного разочарования. Самое неприятное заключается в том, что, судя по штемпелю дежурной части ГУВД, эта «явка с повинной» уже зарегистрирована. И теперь придется прикладывать максимум усилий для того, чтобы объяснить, что явилось первопричиной ее появления на свет.
– Шульгин, ты сейчас похож на мента, которому незаметно плюнули в фуражку, а тот надел ее на голову. Я что-то не припомню за восемь лет совместной службы случая, чтобы ты прокалывался подобным образом. – Вдоволь налюбовавшись видом Шульгина, который испытывал сейчас двоякое чувство – стыд перед Чубасовым и ненависть к советнику Кряжину одновременно, генерал уже спокойно закончил: – Значит, так. Этих двоих бельмондей вывести из бригады. Через час они оба должны быть в народном хозяйстве, а «явка» уничтожена. Хочет Кряжин одного опера – будет один опер. Подготовь своего капитана к соло. «Наружка» еще что говорит?
Следователь и капитан МУРа находились в Генеральной прокуратуре уже второй час и, надо думать, разговаривали с Тузковым. Пока крупье на Большой Дмитровке, он недоступен.