Когда мимо этого архитектурного ансамбля проезжал синий «Фольксваген», женщина на пассажирском сиденье вцепилась в руку водителя.

– Это же ваша «Волга»!

– Какая?

– Ну, эта, из которой бугай вылетел! Смотри – «М», потом – 984, потом – «РН»! И флажок вместо номера региона! Это же ваша «Волга»!

– Не наша.

– Да ты на ней меня с дочерью к матери в Химки возил!!

– Не на-ша, – еще тише возразил водитель.

– Да ты почему такой упрямый?! Ваша «Волга», я тебе говорю!

– Смотри – Дед Мороз по улице ходит! Смешной он какой, право…

Женщина посмотрела, нашла указанный объект и успокоилась. Завязав разговор с девушкой, сидящей на заднем сиденье, она стала рассказывать ей о том, что нынче носят пастельные тона, а стиль склоняется к концу восьмидесятых. Завтра в Большом дают «Аиду». А вот с курсовой нужно поднажать. В том виде, в каком она есть, курсовая выглядит примитивно.

Набрав на трубке номер, мужчина за рулем некоторое время выжидал, а когда услышал знакомый голос, поинтересовался:

– Иван Дмитриевич, ты сейчас где?

– По Дмитровке еду.

– В чем? – смущаясь за глупо трансформированный вопрос, спросил водитель и скосил взгляд на жену.

– Ну… вы даете, Егор Викторович!.. Я могу поболтать, конечно, но тут дело есть одно…

– На машине на какой?!

– А, понял. Извините. «ГАЗ-3110». «Волга». А что?

– Надеюсь, номер он не запомнил.

– Только не говорите, что сейчас за рулем «БМВ» сидите.

– Если бы… – вздохнул водитель и отключил связь.

Глава девятнадцатая

И Кряжин был вынужден снова выключить передачу и остановиться в потоке машин. Москва. Вечер. Попроси любого москвича произнести третье слово, которое будет ассоциироваться с этими двумя, он обязательно скажет: «Пробки».

Не выпуская из виду «Вольво», Кряжин стал смотреть то в зеркало, разглядывая капитанов в затонированной «девятке», то вправо, где деваха в мехах что-то шептала парнише в черном пальто и белой рубашке-апаш, то влево.

Слева картина была менее прозаична. В полумраке салона светлой иномарки, за наполовину затонированным стеклом, сидел некто в форме. Фуражка его лежала где-то на сиденье, и из атрибутов принадлежности к властным структурам были лишь погоны да едва просматриваемые через стекло петлицы.

«Прапорщик, – подумал советник, с иронией разглядывая его правый погон. – Просвета на погоне нет, звездочка маленькая. Непременно прапорщик. Вторая звездочка где-то потерялась. Зато на «Шевроле»… Неопрятный прапорщик на «Шевроле». Хотелось бы узнать род войск, где такое возможно».

Стекло со стороны прапорщика стало опускаться, и, пока оно опускалось все ниже и ниже, он открыл рот и высыпал на мостовую с полпригоршни шелухи от семечек.

«Абсолютно по-свински настроенный неопрятный прапорщик на «Шевроле», – переиначил формулировку Кряжин и вдруг замер.

Стекло, опустившись до отказа, стало подниматься вверх…

И за ним скрылся правый погон младшего лейтенанта…

Просвет, невидимый через тонировку стекла, стал очевиден, когда стекло опустилось.

– Черт побери… – прохрипел следователь. – Это что получается?..

Уставившись в лобовое стекло невидящим взглядом, он едва не пропустил момент, когда нужно трогать с места.

– Не может быть!.. Этого не может быть! Черт меня побери!..

Его последние слова грохотом прошлись по тесному салону машины и едва не оглушили его самого.

Машина тронулась, и Кряжин снова увидел перед собой оригинальные задние фонари шведского авто.

«Вольво» перестроился в левый ряд и включил указатель поворота. Именно так, а не наоборот, как требуют правила дорожного движения. Сидельников увидел это, но уже не успевал. Рискуя получить удар в бок от догнавшего его джипа, чуть приотставшего из-за сумятицы на светофоре, Кряжин повел «Волгу» вслед за «шведом».

Телефонная связь муровца и «важняка» находилась в постоянной работе, и теперь из-за невозможности делать несколько дел сразу советник нацепил на ухо переговорное устройство, а сам телефон подключил к гнезду автосвязи.

– Разворачивайся и догоняй, – приказал Кряжин и развернул машину на сто восемьдесят градусов прямо посреди Страстного бульвара. Москва давно привыкла к агрессивному вождению на своих улицах, но такое откровенное хамство она видела редко. Водитель «Вольво», судя по его маневрам, уже понял, что его ведут, и теперь предпринимал все усилия для того, чтобы оторваться. Сомнения следователя относительно его фамилии стали понемногу исчезать. Но какая-то часть все-таки оставалась. Не исключено, что «Вольво» вел какой-нибудь вор в законе, только что натворивший очередных дел, или банальный угонщик.

Обе машины капитаны нагнали лишь в районе театра Пушкина.

– Видишь нас? – спросил Кряжин, сам разглядев в зеркало «девятку», пристроившуюся сзади.

– Не пора ли брать? – вежливо осведомился Сидельников. – Мы два раза его чуть не потеряли. Он сейчас рванет по тротуару и оставит нас в пробке!

– До Никитских ворот не оставит, – просчитав маршрут, возразил Кряжин. – Но когда мы застрянем на пересечении с Никитской, тебе придется пересесть.

– Я понял, – сказал опер. – Я понял, Иван Дмитриевич…

На Никитской движение встало. Все полосы в обоих направлениях застыли, напоминая железнодорожные составы на перегоне, и лишь сотни пучков дыма, вырывающихся из-под бамперов, свидетельствовали о том, что, едва светофором будет дана команда «старт», они тут же, сбиваясь в кучу, тронутся с места.

Кряжин видел, как вдоль его полосы откуда-то из глубины, с «хвоста состава», бежал высокий человек в кожаной куртке. Поравнявшись с «Вольво», он потянул ручку пассажирской дверцы на себя.

Кряжин видел – не получилось. Водитель шведской иномарки гостей не ждал. Более того, он противился проникновению в свою машину посторонних лиц.

Кряжин видел – Сидельников дернул сильнее.

Когда у опера снова не вышло, он не торопясь вынул из-за пояса что-то тяжелое, поместил в правую руку и ударил предметом по стеклу.

Советнику не было видно, как кубики стекла осыпаются внутрь машины. Все, что было доступно его зрению, это несколько движений, которые сделал Сидельников перед тем, как скрыться в салоне «Вольво». Короткий удар внутрь, и – жест, напоминающий действия человека, открывающего уличную калитку, ведущую во двор частного дома.

Теперь в «Вольво», сколько бы там ни находилось людей, было больше одного в любом случае.

Выехав с перекрестка, Кряжин около трех минут потратил на то, чтобы съехать с левого ряда в крайний правый. Несколько минут и метров триста дороги. И лишь когда к нему приблизились стены и купола церкви большого Вознесения, советник получил возможность остановиться, включить аварийную сигнализацию и выйти на тротуар. Прикуривая на ветру, он наблюдал, как к его стоянке медленно приближаются шикарный седан черного цвета и «девятка», за рулем которой недавно сидел Сидельников, а теперь управлял ею Полянский.