Это была самая настоящая неприятность.
Кряжин зашел в кабинет Ельца в тот момент, когда там уже находился представитель России в Европейском суде по правам человека.
Ян Михайлович был человеком лет пятидесяти, с лицом мудрого человека, понимающего, где заканчиваются права человека и где начинаются его обязанности. В Страсбурге он был известен как человек принципиальный, умеющий изложить на заседании суть дела со всех позиций. Что, однако, не мешало ему с той же мудростью и спокойствием объяснить, какая позиция имеет право на жизнь, а какая не может быть принята к рассмотрению a priori. [19]
Такие люди государству, точнее, ее руководителям, в международном суде (а особенно по правам человека) нужны. Посылать в Страсбург человека, напичканного одними лишь статьями законов и умением правильно оценивать поступки людей, было бы весьма неумно. К этому необходимо добавить еще одно качество, без которого немыслимо признание российского права за пределами страны.
Послушание и понимание внутренней политики руководства страны. Вот то самое сочетание качеств, которое дает возможность при наличии образованности и культуры оказаться в Европейском суде.
А потому, когда в эту инстанцию обратились несколько судей одного из субъектов Российской Федерации с просьбой рассмотреть их иски к руководителю суда по причине увольнения в период беременности и нежеланию защищать их права российским правосудием, им было отказано не только по существу жалобы, но и в принятии иска. И дела судей за несколько недель до их родоразрешения были возвращены в тот областной суд, в адрес руководителя которого и были направлены иски.
Но тот же Европейский суд принял к рассмотрению дело старушки из Петербурга, которая жаловалась на то, что городские власти не разрешают ей вывешивать белье на чердаке дома, в котором она проживает.
Человечность! Вот что должно отличать представителя России в Европейском суде по правам человека. Человечность и гуманизм. Любовь к людям.
И Ян Михайлович больше всего любил стариков и детей. Как и положено юристу, неравнодушному к нарушению человеческих прав. Скоты, ей-богу, – не позволять белье сушить…
На нем был костюм цвета белой ночи, белая сорочка и невероятной голубизны галстук. Ян Михайлович был великолепен. И отсутствие малейшей складки на одежде наталкивало Кряжина на мысль о том, что переодевался Ян Михайлович после выхода из самолета, в VIP-комнате для зарубежных гостей.
Тревожный блеск в глазах не мог стереть с лица представителя то спокойствие, что было свойственно лучшему юристу страны. Ему ведь нельзя выглядеть растерянным или чересчур взволнованным. За такие эмоции недолго распрощаться с работой.
– Познакомьтесь, Ян Михайлович, – сказал медовым голосом Елец, – это Иван Дмитриевич, расследующий это дело. Человек порядочный. И следователь опытный.
– Я еще не был у Альберта, – произнес Трошников. – Вы можете толком объяснить, что происходит?
– Ну, не буду вам мешать, – встал, извиняясь, Елец. – У Генерального намечается совещание, и мне необходимо собрать коллег.
«Естественно, – пронеслось в голове Кряжина, – быть свидетелем разговора, который неизвестно какой трагедией может закончиться, Владимиру Олеговичу не с руки. Потом можно будет показывать на Кряжина пальцем и говорить о его основополагающей роли в провале операции».
– Группа неустановленных пока лиц, имя одного из которых я, как мне кажется, уже знаю, похитили сына известного в России бизнесмена с последующим выдвижением весьма неожиданных не только для меня, но и для всех требований. Свободу Николаю Кайнакову они меняют на положительное разрешение обращения в Европейский суд другого известного российского бизнесмена Устимцева. Его жалоба на нарушение его человеческих прав находится в Страсбурге в стадии рассмотрения, и от того, в чью пользу она будет разрешена, зависит жизнь ребенка. Таково положение вещей.
Трошников потемнел лицом, доказывая для Кряжина истинность мнения о том, что железных людей не бывает.
– Вы в курсе положения Устимцева? – спросил он, снимая с переносицы очки.
– Я в курсе положения подсудимого Устимцева, – подтвердил следователь. – Он обвиняется Генеральной прокуратурой Российской Федерации в мошенничестве в особо крупных размерах и еще по целому ряду преступлений, организация и участие в которых полностью доказаны. Но мне неизвестна суть жалобы Устимцева в Европейский суд.
Ян Михайлович положил очки на стол Ельца, по-простецки поставил локти на колени и растер лицо. Наверное, он стягивал маску юридического хладнокровия. Или, наоборот, то, что могло эту маску испортить. Но как бы то ни было, когда следователь снова увидел лицо представителя, оно осталось прежним. Лишь добавилось красного и – чуть-чуть – белого на тех участках, что не были заняты красным.
– Устимцев перечисляет в жалобе на незаконные действия российских властей факты следующего содержания. При допросах к нему применялись меры угрожающего характера, направленные, впрочем, не на него самого, а в сторону его семьи, если тот не будет склонен к сотрудничеству с прокуратурой.
– Поэтому его семья и оказалась в Англии?
– Не мне о том судить, – возразил по привычке Трошников. – Далее Устимцев уверяет суд в том, что он был на неделю водворен в «Лефортово» в камеру с содержащимися там туберкулезными больными. И прилагает справки, подтверждающие наличие у него палочки Коха.
– Насколько мне известно, господин Устимцев десять лет назад отбывал наказание под Красноярском, и именно в бараке для больных туберкулезом, – заметил Кряжин.
– Эти выводы делать суду, – снова отрезал Трошников. – Устимцев прилагает документы, подтверждающие нарушения в отношении него Генеральной прокуратурой страны законодательства России. И документы, которые, по его мнению, подтверждают политическую подоплеку расследования его дела.
– Что вы можете сказать о перспективах рассмотрения Европейским судом этой жалобы?
Трошников закинул ногу на ногу и в третий раз заявил о том, что он лишь докладчик по делу, но решение по сути будет выносить коллегия Европейского суда. Кряжин дослушал, встал и забрал со стола папку.
– Я вас понял. Поскольку дальнейшее продолжение разговора по существу интересующих меня вопросов я вижу бесперспективным, сообщаю вам, что Кайнаков Альберт Артурович в данный момент находится в городской клинической больнице, где вы его и можете навестить. Ваша сестра у себя дома. Племянник в руках похитителей, поэтому его увидеть вы вряд ли сможете. Честь имею.
На этот раз на лице представителя для белого не осталось места.
– Что это значит – «честь имею»?
– Это значит – всего хорошего.
Через час после того, как Кряжин связался с четой Кайнаковых и Саланцевым, выслушал от первых сообщение о том, что связи с похитителями не было, а от второго – что Сандрин Вишон со своим телохранителем не появляется ни в школе, ни дома, ни в посольстве, в его кабинет вошел Елец.