– Иди сюда, малыш!.. – срывая голос, крикнул советник застывшему от неожиданности охраннику. Вместо того чтобы хотя бы советом помочь Кряжину, он стоял и смотрел, как тот теряет силы.
Словно выйдя из забытья, охранник рухнул своей широкой грудью на подоконник.
– Тяни купол через блок! – закричал советник, но, сообразив, что тот вряд ли догадается, что тут является «блоком», перекроил команду до более доступной формы: – Тяни тряпку от подоконника вниз!
И в этот момент почувствовал облегчение. Не оттого, что пришли на помощь, а парашютист стал подниматься вверх. Просто купол без натяжения пошел в руки следователя. Лежа на спине, он потянул его сначала медленно, потом чуть быстрее, а когда дотянул шелк до строп, понял, что в подвесной системе парашюта человека больше нет.
– Он на асфальте? – не веря в героический суицид, поинтересовался Кряжин у охранника. Тот стоял, по пояс высунувшись из окна, крутил головой, и то, как он это делал, заставило Кряжина обозначить ситуацию более точно: – Его нет на асфальте.
Водитель прокуратуры Дмитрич сидел в «Волге», слушал легкую инструментальную музыку и курил «Беломор». Зарплата позволяла выбрать что-нибудь иное, но он хранил традиции молодости и считал, что «Беломор» – самое крутое и безопасное для здоровья курево. Зазвонил телефон, и он прижал его к уху. И был несказанно удивлен, когда Кряжин попросил обойти дом с восточной стороны и посмотреть вверх.
Дмитрич беспрекословно вышел из машины и быстро, не выходя из связи, как и было велено, обежал дом. О торчащей в зубах папиросе он забыл сразу же, едва увидел распахнутое окно на двадцать четвертом этаже, свисающий с подоконника парашют и пустующие лямки креплений.
– Где он вышел, Дмитрич? – спросил советник, выждав, пока старик собразит, что к чему.
– В четвертое по счету окно под вами.
Через минуту Кряжин в сопровождении охранника звонили в дверь квартиры, расположенной на девятнадцатом этаже дома Кайнаковых. Такого сочетания спортивных и интеллектуальных методик для реализации намеченных преступных планов ему не только никогда не приходилось видеть, но и даже слышать о них. А между тем сам Кряжин не далее, как четыре дня назад, получил информацию из Франции, в которой значилось, что Немиров умеет управлять легкими самолетами, а участники его команды на берегах Ниццы любят прыгать с парашютом. Из этого следовало, что наиболее ответственные роли в операции играли люди проверенные, из числа тех, кто работал с Немировым во Франции.
Кряжин стоял, ждал реакции на многократные звонки и восхищался умом Немирова и человека, организовавшего это преступление. Советник шел по следу банды, и с каждым новым задержанием появлялась надежда на то, что он взял организатора или, по меньшей мере, его соучастника. Был Феликс, и не прошло и часа, как стало ясно, что он такая же подставная фигура, как и его отморозки с улицы. Потому-то он еще и жив! Ибо верит в решение Европейского суда.
Немиров, который видился Кряжину руководителем всей компании по похищению сына Кайнакова и последующих торгов, убит. Но и не он главное действующее лицо в этой истории! Просто, в отличие от Феликса, он руководил группой профессионалов и был посвящен в святая святых. И за дверью сейчас находился последний из его подчиненных, приехавший из Ниццы, как наиболее подготовленный и способный.
Не настолько, однако, способный. Коля остался жив, и теперь ничто не остановит следователя перед тем, чтобы взять у похитителя показания. Впрочем, быть может, именно в этом и состоит профессионализм парашютиста. Он сможет заявить, что ребенка не убил сознательно, хотя и получил такие распоряжения. Читай – добровольно подарил ему жизнь вопреки планам руководителя операции. Без сомнения – выгодная позиция для последующего участия в суде в качестве подсудимого. Если, конечно, он там окажется – дверь открывать он и не собирался.
– Гражданин начальник (адреналин смыл с охранника недавно появившуюся на его шкурке пленку и он наконец-то заговорил родным для него языком). Это не та дверь. Это стальная дверь. Лично я не вижу толка хлестать ее так же, как мы это делали четырьмя этажами выше.
– А ты его убеди, – машинально бросил Кряжин, думая, как в кратчайшие сроки найти спасателей с «болгаркой» или просто добротный лом.
Охранник Альберта Артуровича задачу понял буквально. Закинув полы пиджака за спину и уперев в пояс руки, он громко заговорил. И Кряжин, уже вызвавший по телефону «спасателей», вынужден был признать, что звучали эти слова весьма убедительно. Кряжин бы так не смог.
Пнув для порядка дверь, как собаку, подвернувшуюся под ноги во время «конкретной» стрелки, охранник напомнил парашютисту, что слушает сейчас тот не «сявку из Мытищ», а «правильного пацана, заезжавшего к хозяину не раз и им ни разу же не обиженного»…
«Вот тебе и таинственные ароматы от Арманова», – подумал Кряжин.
…Что он, охранник, конечно, не рискнул бы так «блеснуть чешуей», выпрыгивая из окна, как его собеседник через дверь, но он безо всяких парашютов может организовать на тюрьме площадку приземления, на которую прыгун будет опускаться все время расследования вплоть до предъявления ему обвинительного заключения.
Охранник пообещал невидимому собеседнику не только «разбить рожу в любом случае», но еще и роль «двухвостки» [47] на тюрьме и в зоне, если тот тотчас не покажет себя с лучшей стороны и не выйдет без «железа».
«Стаж…» – молчаливо признал советник.
Охранник говорил, что не привык стоять вот так, перед запертой дверью. Это претит его внутренним убеждениям. Он не большой специалист в деле похищения людей, хотя – и такое прошлое – дело было, но уроки извлечены и выводы сделаны, но он глубоко уверен в том, что держать у порога порядочных людей вот так, затихарясь, как крыса, не по-человечески.
Если прыгун хочет хоть как-то сохранить лицо и не быть в зоне опущен по полной программе, то ему следует открыть дверь, получить два раза по морде за испуг, испытанный двумя уважаемыми людьми во время его удержания на весу, и признать, что он неправ. После этого охранник не гарантирует, что «важняк» в метре от него не забьет прыгуна ногами, ибо руки его расцарапаны до крови, но он, охранник, гарантирует, что на тюрьме и зоне прыгуна воспримут как нормального пацана.
Охранник сказал, что выдыхается, что его душевный порыв спасти моральный и физиологический облик прыгуна исчерпан, и, если тот не высунет свой «пятак» в щель через шестьдесят секунд, в дело вступит правосудие, как наименее пригодный способ для исправления худших черт характера.
– У меня нет оружия, – раздался из-за двери тихий голос, и Кряжин опешил.
– Если бы ты охранял девятилетнее дитя с «железом», пацан, – ответил охранник, сплюнув под дверь, – я бы тебя просто не понял. Отчиняй дверь, пока я решения не изменил. Я ведь не следователь Генеральной прокуратуры, два раза предлагать не стану!