То, что я до сих пор жив, означает только одно — я сильный противник. Я сломал игру У Ханя. Он хотел уничтожить меня быстро, даже не удосужившись взглянуть на меня. Но у него ничего не вышло, и теперь он вызывает меня на поединок сам, лицом к лицу.
Значит, я как минимум равный, а завтра, если я выиграю спор, я стану победителем. Мое тело и душа перешли в параллельные состояния. Страха не было вообще. Были только интерес и жажда справедливости. И это жало справедливости, больно въедающееся в меня, открывало другую истину мироздания.
Мне показалось, что я крепко заснул. Но здоровый сон быстро кончился, и я начал бредить. Мне снилось, как мы с У Ханем ведем поединок на мечах. Я уже ранен, правая рука окровавлена. Через сетку шлема я вижу только дикий оскал врага. Меч не слушается меня и впустую рассекает воздух. У Хань упреждает каждый мой удар, и в момент разворота его меч рассекает мне шлем посередине головы и…
Я резко пробудился от утреннего света. Голова раскалывалась, сил бороться не было. Невероятным усилием воли я встал с постели, принял душ, привел себя в порядок и сел в гостиной, ожидая приглашения У Ханя.
Через несколько часов мы сидели в самом убогом ресторане Бангкока, где готовили рыбу фугу, которую доставляли сюда из Японии. Вот так банально начался наш поединок. Мы, как два самурая, с ожиданием и ненавистью смотрели друг на друга. Мы провели в ресторане более пяти часов. К концу вечера я начал ощущать легкое покалывание в ногах и онемение в руках. Мне показалось, что рулетка богов остановилась и показала на меня. У Хань заметил мое замешательство и тихо сказал по-английски:
— Ну, вот и все.
На следующее утро У Ханя увезли в клинику и после суток судорог и бреда он умер.
Так я выиграл странную дуэль. Не знаю, повезло мне или нет, но на всякий случай перед нашим ужином я выпил бутылку водки и хорошо поел. Конечно, водка не является противоядием от яда фугу, но защитные силы организма от пищевых отравлений она все равно повышает.
После смерти У Ханя Эсфира сама нашла меня. Когда мы встретились, нас толкнуло друг к другу с бешеной силой и мы позабыли обо всем. Когда все кончилось, я встал, закурил сигару и развалился в кресле.
Я выпустил тугой, пряный дым. В полутемной комнате сигара оплавлялась, как новогодние огни.
Всполохи на сигаре пробегали по кругу и переходили по спирали на следующий круг, на секунду выхватывая очертания богини-рабыни. Ее тело не знало большего удовольствия, чем удовольствие мужчины.
Теперь, когда мы соединились, я спросил ее:
— Как тебя нашли?
— Я не знаю, это мои братья решали все за меня.
Я долго молчал, потом спросил:
— Скольких мужчин ты обольстила.
— Не очень много, братья использовали меня редко, постоянно напоминая, что пора выходить замуж. Но при этом каждый раз говорили, что мужчина, с которым я встречалась, им не понравился и мы будем ждать другого. Я знала, что они обманывают меня, но у меня не было сил сопротивляться. Они все время говорили мне, что я не такая, как другие женщины, и люди не примут меня, отвернутся от меня. Они говорили, что я чужая в этом мире.
Она расплакалась, и мы долго молчали в темноте. Потом я обнял ее и задал вопрос, который мучил меня со времени нашей встречи:
— Что у тебя с половыми органами, Эсфира?
— У меня нет клитора и половых губ.
— Почему???
— У нас делают обрезание не только мужчинам.
— Но зачем?
— Женщина должна быть рабом мужчины, ей не нужно испытывать наслаждение, иначе она теряет контроль и не следит за наслаждениями мужчины.
— Значит, рабство? — глупо спросил я.
— Да.
— Но, теперь ты свободна, — сказал я с гордостью.
— Ты меня отпускаешь?
— Зачем ты спрашиваешь, ты свободна.
Мои слова не вызвали у нее радости.
— Ты чем-то недовольна?
— Свобода — это деньги и друзья. У меня нет ни того, ни другого.
— Уже есть.
— Друзья?
— Да, друзья и деньги в одном лице.
— Ты?
— Да.
— Но ведь я впустила яд в твое тело.
— У меня есть противоядие.
— Противоядия нет, — обреченно сказала она.
— Теперь есть.
После стольких скитаний по миру с женщиной, несущей ад и рай, я прибыл в Москву. Гламурные люди еще спали, когда ранним морозным утром я въехал в столицу. Жена с детьми, слава богу, отдыхали в Италии, и меня в столице ждал только один человек — Тверитинов. Он не спал и, как только я позвонил, выехал в лабораторию. В девять утра мы встретились у него.
— Влад, ты отдыхай, а мы займемся анализом.
Через несколько часов он разбудил меня.
— Влад, вставай, это потрясающе.
— Что, что такое?
— Открытие, вирус ходит по миру уже две с половиной, а может, и три тысячи лет. А может, он еще древнее. Понимаешь, просто он не распространялся. Люди в древности были не экспансивны. Они жили родами, общинами, кланами. Понимаешь, как это мудро. Все болезни умирали в одном роду или племени. Вирус явно мутировал, но не распространялся.
Вообще, нечто подобное можно было ожидать. Вирус, поражающий не отдельные части организма, а его защитную систему в целом. Его никто специально не изобретал. Глобализация мира, стирание границ, упрощение контактов между людьми разных рас и национальностей разнесли вирус по миру. Его родина — Африка, он пришел оттуда с эмигрантами, переселившимися в Европу.
— Да, я понимаю, — голова гудела от перемены часовых поясов и дикой невыспанности.
— В ее организме вирус просто живет, но не распространяется. Это известно нам уже лет двадцать. Тут ничего нового. Вирус, как в капсуле, плывет, передвигается по крови, но не внедряется в кровь. Когда капсула лопнет, никто не знает. У меня были пациенты, которые носили вирус пятнадцать-двадцать лет, а потом он проникал в кровь и все.
— Так, и что нас ждет? — спросил я глупо.
— Весь парадокс заключается в том, что ее вирус мутирует постоянно. Она заражена, но в какой-то момент происходит исцеление. Пока ее иммунная система справляется с мутациями, но полагаю, что после шестидесяти она начнет сильно болеть. Но сейчас, и это главное — ее кровь заражается и тут же вырабатывает защиту против вируса. И так вечная борьба. Но она в принципе здорова. Я взял у нее анализ крови, у нее третья группа, это меня обнадеживает, Влад. Я приготовлю вакцину для тебя.
Через пару часов Тверитинов зашел в свой кабинет, где мы с Эсфирой пили чай, с победоносным выражением лица.